История маски. От египетских фараонов до венецианского карнавала - Кирилл Максаков

У кабардинцев, черкесов, адыгейцев, где имело большое значение земледелие, ряженый ажегафа («танцующий козел») играл важную роль в празднике возвращения пахарей. Вместе со своими помощниками он обходил все дома селения, разыгрывая сценки своей «смерти» и «воскресения» за выкуп, который платил хозяин дома. «Воскресение» ажегафы символизировало рост злаков из семян, брошенных в землю. Культ умирающего и воскресающего бога растительности был характерен в прошлом для всех земледельческих народов.

Подобные войлочные маски были у лезгин, аварцев, осетин, кабардинцев, грузин, кахетинцев, балкарцев, кубачинцев. Многие маски аналогичны по материалу изготовления (войлок), часто схожи по форме (полностью закрывают лицо, имеют прорези для глаз и рта, часто присутствуют рога), по элементам украшения (яркая ткань, монетки, вышивка).

В прошлом скрывающие личины широко применялись черкесскими всадниками и охотниками. Охотники, находившиеся длительное время в лесу, временно формировали замкнутую группу, от солидарности которой зависел успех каждого. Лица участников таких сборов были закрыты войлочными масками или просто материей. Никто, кроме князя, не знал имен участников. Всадники собирались в лагерь два раза в год: весной, в марте, и в начале сентября. Это была не просто охота, это были военные сборы. В общей сложности в таких лагерях черкесы-воины проводили полгода. Здесь планировались набеги или отрабатывались воинские умения.

Князья приходили в стан в масках; крестьяне не только не могли приблизиться к стану наездников, но не смели даже проявить интерес к происходящему. Никто из родственников, даже брат, не мог подойти к стоянке, где находился князь с дружиной.

Польский путешественник Ян Потоцкий так описывал: «Каждый черкесский князь покидает свой дом, удаляется в горы или в лес, где строит шалаш из вековых деревьев Здесь все присутствующие пребывают замаскированными, т. е. они закрывают лицо и совершенно не говорят по-черкесски; все разговоры ведутся на некоем жаргоне, который они именуют «шакобза». Там же собираются тайные дружины князя, которые вместе с ним принимали участие в кражах и грабежах; среди них могут оказаться представители других национальностей – мисджегов, осетин и т. д.; они появляются также замаскированными по той причине, что могут встретить людей, с которыми они находятся в состоянии кровной мести и которые могли бы их убить. Только князь знает их всех и находится в центре всех тайн. Этот маскарад мог продолжаться шесть недель, в течение которых маленькие банды в масках собираются для грабежей в округе и, поскольку все настороже, дело не обходится без убитых и раненых, в том числе среди князей, потому что они не раскрывают себя, а в противном случае их щадили бы».

У осетин ряженые появлялись на праздниках Нового года, иногда на свадьбах. Их называли арчи (медведь) или маймул (обезьяна). Ряженый появлялся и около святилища святого Георгия в горном осетинском селении Дзгвис во время праздника Георгоба (день Святого Георгия).

Интересна зрелищно-развлекательная часть свадебного церемониала у лакцев, которая выражалась главным образом в действиях ряженых. Ряженый шут был непременным участником свадебного торжества всех народов Дагестана. Свои функции ряженые выполняли обычно в день перевода невесты в дом жениха. Костюм ряженого состоял чаще всего из овчинной шубы, вывернутой мехом наружу, и маски из войлока; к ней могли приделывать матерчатые рога, усы и бороду из овчины.

В ряде случаев, особенно в Чечне и Дагестане, маски надевали шуты – полупрофессионалы, сопровождавшие любимые народом выступления канатоходцев. Они развлекали зрителей, давая возможность передохнуть своему товарищу – канатоходцу. Они же собирали плату за представление.

В Дагестане, в знаменитом ауле ювелиров Кубачи, вплоть до 1920-х годов сохранялся древний обычай ежегодных сборов «союза неженатых мужчин». Во время этих сборов, продолжавшихся целый месяц, мужская молодежь, поселившись в отдельном доме, занималась воинскими упражнениями, плясками, резьбой по дереву. При несчастном случае – пожаре, обвале дома, наводнении они первыми бросались на помощь. Сбор заканчивался веселым праздником, во время которого разыгрывалась пантомима. Главный участник «хан» надевал замечательную кованую из железа маску со шлемом. Его окружали «жены» – переодетые юноши – и приближенные. Но в разгар веселья появлялся отряд воинов в страшных разрисованных масках, которые пытались похитить «жен» хана. Разыгрывалась битва, в результате которой хан был всегда побежден.

До сих пор во время свадьбы в Кубачах действуют «шуты» в кольчугах и войлочных разрисованных масках, напоминающие воинов «союза неженатых мужчин». В руках у них часто можно видеть люльку, в которую они пытаются уложить мальчика, чтобы первенцем у молодых супругов был мальчик.

Игрища, связанные с масками, у народов Кавказа постепенно приобретали характер народных представлений, часто сатирического направления. Ряженые и их помощники изображали несправедливых судей, жадных мулл, высмеивали царских генералов и приставов. Шутки ряженых часто бывали социально заостренными, и маски служили для них известной защитой.

Совсем недавно маски и переодевания были распространены по всему Кавказу. Затем им объявили войну некоторые последователи ислама – хотя языческого в карнавалах к тому времени оставалось не больше, чем в русской масленице. Многие из них начинались или завершались молитвой. Порой маски участвовали даже в мусульманских праздниках и церемониях. До сих пор на Курбан-Байрам ряженые дети в горных селениях обходят дома и собирают сладости. Старожилы Дербента помнят красочное представление в день Ашуры – поминовения имама Хусейна. Посреди площади стояли два подростка в белоснежных одеяниях, символизирующие двух убитых внуков пророка. Их лица скрывал зеленый бархат, под которым, видимо, прятали емкость с алой жидкостью. На сером коне являлся всадник в красных одеждах – коварный Язид. Он взмахивал саблей – и кровь невинно убиенных летела во все стороны.

Писатель Ахмедхан Абу-Бакар, уроженец селения Кубачи, описал ряженых в замечательной повести «Ожерелье для моей Серминаз». «До сих пор у нас бытует обычай, по которому двенадцать неженатых парней являются на свадьбу в масках и старинных доспехах – так, чтобы их никто не мог узнать. Это железный закон. И нет большего оскорбления для парня, чем сорвать с него маску. Из двенадцати ряженых – четверо карчи. Карчи – это шуты. Они обязаны веселить народ. На них белый наряд, войлочная маска с фантастическими разводами – ученые считают это остатками древнего обычая татуировать лицо. У каждого карчи на макушке лисий хвост. Четыре других маски – пялтары – следят за порядком. А остальные четверо – хараваши – исполняют волю свадебного тамады. Одеты пялтары строго по-военному, на них железные или медные луженые маски с луковицеобразными шлемами, рубахи из кольчужной сетки, пояс, на поясе – кинжал, кремневки, пороховницы, на ногах – сапоги, в руке у каждого – нагайка и колокольчик. Стоит одному зазвонить, как остальные сбегаются к нему на помощь. Только в подобном наряде может молодой парень нашего аула стоять у всех на виду рядом с девушками, беседовать с ними и приглашать к танцу. Правда, чтобы тебя не опознали, надо быть осторожным: говорить искаженным голосом и нараспев, двигаться, приплясывая, не своей походкой».