История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 13 - Иван Васильевич Шмелев

пары на плоту случайно шла по берегу Анна Гуляева. Остановилась, заинтересовавшись подглядела и расструнила, как бесструнная балалайка по всему селу, что Санька с Наташкой голые на озере на плоту целовались и делали кое-что ещё меж собой.

Сенокос и Санька. Во рже и на реке

В семье Саньку теперь привлекали к работе только в летнюю деловую пору — в сенокос, жнитво и картофельное рытье, а в остальное время отец не отрывал его от должности избача. «Ведь все же он получает жалованье и пользуется почетом в селе», — рассуждал отец. Но Саньке принимать трудовое участие в этих тяжелых работах по хозяйству страшно не хотелось. Он никак не мог втянуть себя в тяжкую работу деревенской бытности, да и то уезжая в лес на сенокос почти на неделю он терял возможность видеться с Наташкой такое продолжительное время, за которое он соскучившись, мог совсем истосковаться по ней, тем более на плоту они дали обещание встретиться вечерком того дня. Но отец распорядился по-своему, он дал указание в семье, что он во главе косцов Михаила и Саньки, прихватив и Ваньку, Анну и Маньку, на покос. В лес поедут с вечера так, чтобы на следующий день к косьбе приступить с восходом солнышка. По приезде в лес на выездновские луга, Савельевы расположились станом. Отец с Минькой пошли в обход лугов, доставшегося при жеребьевке пая накануне, а Санька с Ванькой приступили к постройке шалаша-лачужки. Манька с Анной принялись за приготовление ужина.

— Излазили все луга, весь пай изошли вдоль и поперек, а травы хорошей не нашли, одни плешины, да вымоины, — подходя к шалашу доложил отец как будто Саньку интересует вопрос о добротности травы.

— Да, не как в прошлом году. На этих местах травища была по пупок, косой еле прорежешь! — высказался о невзрачности лугов в этом году и Минька.

Поужинав, легли спать. Утром, едва рассветало, отец встал и выйдя из шалаша, расправляя затекшие руки сладостно, с хрустом в суставах потянулся. Его обдало приятной прохладой летнего раннего утра. Где-то в прибрежных кустах, около водотёка, надсадно распевала неведомая пичужка. «Миньк, Саньк, вставайте, берите косы, пошли!» Из пышущего теплом шалаша послышалось бормотание недовольства Саньки и сладостная потягота с позевотой Миньки. Выйдя из шалаша, для первости ребята отошли к приближённым кустам «на двор», и взяв подвешенные на березе косы, пошли за отцом следом. Солнышко только что взошло, оно пронизывалось первыми лучами сквозь деревья, которые произрастали всюду по паю лугов. Шагая сзади отца, Санька с интересом разглядывал глубокие складки на его шее, которые образовали на ней разнообразные по форме фигуры: тут и треугольники, тут и квадраты, трапеции и ромбы, которые в так движению отца мельтешились перед Санькиными глазами. Санька в душе ругал отца, он был недоволен тем, что отец так рано разбудил их с Минькой на косьбу, не дал понежиться еще с часик. Да и вообще Санька с крайним недовольством отъезжал на сенокос, отец не дал, помешал ему насладиться в свидании с Наташкой, которое было назначено на вчерашний вечер. Санька с нескрываемым отвращением от отцовской шеи, рывком с отвернул свой взор в сторону, от чего у него что-то с болью хрустнуло в позвонках. Пропустив вперед себя Миньку, он впросоньи, спотыкающе поплелся за братом, звеня задевающей за каждый куст косой, и начесывая накусанную комарами шею. До дальней межи пая дошли минут за десять, начать косьбу отец порешил отсюда. Здесь обширная ялань, на которой, когда обогреет, косить на жаре тягостней, чем сейчас по холоду, а днем с косьбой перейти в чащобу кустов, где роса держится дольше, и прохлада утоляет дневной зной. Придя сюда, отец без проволочки, воткнув конец косья в землю, принялся точить косу. Ребята же с разминающей потяготой временили, ежились от утреннего холодка. Видя, что сыновья чего-то медлят, отец обрушался на них бранью: «Чего вы встали, как столбы и глядите по сторонам, будто чего-то не видели. Тут дивиться нечему, берись за косы, приступай к делу, и вся недолга!». На сенокосе Санька пробыл близь недели, он не мог дождаться того дня, когда снова встретиться с Наташкой.

По приезду домой, в субботу на пожаре (горела баня у Семиона), Саньке вновь посчастливилось вновь повидаться с Наташкой. Скользя глазами по взволнованной от пожара толпе, Сашка сразу отыскал взором Наташку, она представлялась ему как цветок среди крапивы, а она нарочито выдвинулась вперед бушующей толпы. Он тайно, чтобы было незамеченно толпой, пальцем позвал ее к себе. Она и раньше заметила его ищущий взгляд, скользящий по толпе, но ее мучило сомнение: «А вдруг зовет, да не меня!» — и недопоняв, она слегка подняв голову, выражением глаз переспросила. Но повинуясь слепому влечению к нему, она как бы незаметно от посторонних глаз вышла из толпы и пробравшись к нему среди разрежённо стоявших девок, приблизилась к нему:

— Ты ково ищешь? Вот я, ты что, ослеп что ли?! — с ревностью и раздражением упрекнула она его якобы за незоркость. — Ты где запропал? Я целую неделю тебя не могла увидеть. Все глазыньки проглядела, а тебя не видно было. Соскучилась! — озираясь по сторонам полушепотом наговаривала она ему.

— На сенокосе! Отец насильно уволок меня на этот изнурительный сенокос. Я тоже об тебе соскучился, — жадными глазами смотря на Наташку, оправдывался Санька. — Ну, ладно, завтра воскресенье, отдыхать будем. Приходи к реке Сереже, там свидемся, искупаемся и обо всем потолкуем, — предложил Санька, назначив свидание в отдаленности от людских глаз на лоне природы.

На второй день, в воскресенье, придя от обедни, наскоро отобедав, Наташка, незаметно от матери и бабьих глаз, перейдя улицу, потаенно шмыгнула в усадебные воротца, а там как бы незаметно вышла в поле по тропинке, пошла рожью.

Она туда шла первой. Выйдя из села, она стала озираться по сторонам, не идет ли. А он все не шёл и не шёл. Она убавила шагу, ее терзали сомнения, не обманул ли. Идя по узкой тропинке во рже, поросшей пахнущей ромашкой и цветами «любит — не любит», она изнывала от тревожных раздумий: «А вдруг не придет!». От соснового болота, где дорога проходит около Егоровой мельницы, завиднелась человеческая фигура.

— Наконец-то! — облегченно вздохнула Наташка. — Ты что так долго! Я вся изждалась, жду пожду, а тебя все нету! Думаю, что уже не случилось ли! — с ревнивым упреком в голосе встретила она его у самого перелеска «Волчьего дома».

— Ведь сюда не близко, версты две будет,