История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 13 - Иван Васильевич Шмелев

и так чуть ли не бегом бежал, торопился! — сочувствуя Наташке, оправдывался Санька, прилавчиваясь как бы скорее поцеловать ее. — Я ведь тоже о тебе соскучался за неделю-то, день не увижу тебя, тоскую! Любовь к тебе мне спокою не дает, — утешая Наташку льстиво наговаривал он.

— А я днем и ночью не могу забыть о тебе и едва дождалась этой вот встречи, — идя следом за ним, тараторила Наташка. — Вот ты взманил меня, и я иду за тобой, а сама хорошенько-то и не знаю, куда ты меня ведешь? — притворно высказалась она.

— Куда, куда! В поле, в луга, где цветов много и людей мало! — весело улыбаясь, отозвался он.

— Только смотри, чего плохого надо мной сделать не вздумай! — с явным притворством предупредила она его.

— Да ничего плохого я с тобой делать не замышляю и не собираюсь, а только поцелую разок!

— Ну, это можно! — весело рассмеялась она.

В приливе пьянеющей ярости, Санька обхватил ее руками, трепетно поцеловал, одним взмахом взвалил ее на руки, и не спрашиваясь, поволок ее в густую цветущую рожь. Она делала вид, что сопротивлялась, трепетно забултыхала в воздухе ногами, беззвучным ртом ловила его губы, стараясь любовно укусить. Он, судорожно запыхаясь, отводил свое лицо в сторону, избегая преждевременных поцелуев, поспешно шагал к тому месту, где виднелись кусты с зеленеющей луговиной. Неся её трепещущее тело, спотыкался в межах, а когда донес её до нужного места, повалился вместе с ней в траву. Сам приложил свои взволнованные губы к ее трепещущим устам. Цветущая рожь с головой укрыла, упрятала влюбленную пару. Вскоре они оба с земли встали, она пристыженно стала отряхиваться, как освободившаяся из-под петуха курица, обирая с себя прилипшие сухие листочки василька и пушистые цветы одуванчика. Поправляя на голове волосы, она с земли подняла свалившийся с головы платок. А он, с нескрываемой застенчивостью, отвернувшись в сторону, звенел пряжкой ремня, придирчиво оттряхивая прилипшую пыль с брюк, с улыбкой проговорил: «Вот и все, а ты боялась!». Он все еще ощущал внутри себя трепетное биение сердца и чувствовал, как кровь усиленно токает в висках, и по всему телу неуёмно разгуливается блаженная дрожь. Только сейчас ему стали слышны высвисты скрывающегося во рже суслика и причудливые напевы невидимого жаворонка, в полете своем забравшегося куда-то высоко, в бездонно-синие Эмпиреи безоблачного неба. Только сейчас он принюхался к пресному вкусу запаха цветущей ржи и к приятно пьянящему аромату, исходящему от цветов лугового разнотравья. «Ну, а теперь пойдем к реке, искупаемся!» — предложил Санька. И они пошли к Сереже, он податливо зашагал, а она, чтобы поспевать за ним, торопливо и часто засеменила ногами. А когда же они дошли до высокой, шелковистой, покрытой душистыми цветами травы прибрежного луга, он рывком привлек ее к себе, крепко поцеловав, приложился к ней вторично. Вставая с травянисто-мягкой луговой постели, Наташка с укоризною, но дружелюбно проговорила:

— Вот так ты сдержал свое слово. Ведь ты обещал со мной ничего не делать, а сам…

— А как ты думала. В лес ходить — волков не бояться! — с довольной улыбкой оправдывался он. — Да, ты Наташ, на это не обижайся, отряхнись, вон сзади у тебя на спине какая-то вот соринка прилипла, погоди-ка, я стряхну ее. А теперь давай купаться! — скомандовал он.

В средине русла реки, на ее быстрине, вода какими-то извивами стремительно утекает вниз, на изгибах ударяясь о берег, подмывает его. Сломленная ветром от прибрежной ольхи веточка, кружась среди водных воронок коловерти в омуте, то несколько уплывает вниз, то снова возвертается на прежнее место, и только вырвавшись из этой коловерти струй, ее подхватила стремнина и она, как бы куда-то спеша, уплывает по течению. «Ну, поскорее разбирайся, да и в воду!» — полуприказно проговорил Санька. После всех любовных наслаждений, давшим им взаимное удовлетворение, надлежало искупаться, дабы обмыть следы любовных страстей. Он, с поспешностью скинув с себя рубаху и штаны, с высокого берега бултыхнулся в реку. Поднятые высоко водяные брызги окатили его голову. Она же, стеснительно укрывшись в густых порослях прибрежного черемушника, неторопливо обнажилась и отыскав подходящее место несколько повыше по течению реки от Саньки, стыдливо загораживая руками свою грудь и низ, с боязнью, медленно сходила с полого песчаного бережка в воду.

— А чего ты стыдишься, ведь здесь все равно никого нет, здесь кусты, а дальше за изгибами реки все равно ничего не видно! — высказался Санька. — Да, бишь, вот это не дело, женщинам положено купаться в реке по течению не выше, а ниже от мужчин, нам об этом на курсах по общей санитарии преподавали! — безобидчиво объяснил он ей.

— Я могу и ниже зайти! — прилагаясь рядом с Санькой животом к песку на пригретом солнцем мелководье, ответила она.

Искупавшись, они вылезли на берег. Она грудью припала на прибрежный, горячий песок. Лежа на солнцепеке, она млела от жары и зноя. Чтобы затенить её, Санька встал подле её и своей тенью прикрыл ей голову и часть спины. На её откинутую пригретую солнцем руку, присела рыластая стрекоза. Они оба с интересом стали умиленно любоваться ею. «Не шевелись, а то спугнешь», — шепнул Санька Наташке на ухо. Обсохнув, Наташка встала с горячего песка и стала одеваться, накинув на себя по-летнему легкое платье. А Санька прилег на траву и, закрыв глаза, забылся. Наташка, наклонившись и сорвав стебелек травки, играючи пощекотав им Санькину шею. Думая, что ползет насекомое, он рукой несколько раз смахивал с шеи несуществующую букашку. Наташке было забавно и любо. Приятно-прохладный ветерок, струившийся меж невысоких кустов черемухи с молодой, нежной листвой, ласково облизывал их разгоряченные на солнце тела. В любовном миловании взаимно обжигаясь трепетными поцелуями, время около их текло безучетно и незаметно. Вечерело, пора и домой. У самого села они с предусмотрительной осторожностью разошлись в разные стороны. Она пошла, пробираясь среди ржи межой. Цветущие колосья ржи нежно касались ее разрумяненного лица, оставляя на нем пахучую пыльцу. А он, рубежком, поросшим пахучей ромашкой, направился мимо мельницы к прогону. Сладостная улыбка не сходила с его пахнувших поцелуями губ. В этот жаркий летний день он с волнением и радостью выпил до дна чашу наслаждения. А вечером снова любезная встреча, снова заветная скамеечка в огороде, снова любование луной и звездами и снова пахнувшая женским теплом внутренность Наташкиной мазанки и снова обоюдные объятия с трепещущими поцелуями и взаимным наслаждением. Домой Санька возвратился поздней ночью изуставший и изрядно изголодавшийся. Он отыскал в чулане непокрытую кринку молока, хотел из нее напиться, но когда приложил