Комбатант - Александр Бушков

— Господи! — воскликнула она. — Марта… ИМинхен…

— Ваши кухарка и горничная? — усмехнулся Бестужев— Наконец-то вы о них вспомнили. С ними не случилось ничего страшного, онипопросту были связаны… Так что же, вы уезжаете?

— Немедленно!

Бестужев подумал, что для пущего спокойствия всё же следуетнавести полицию на этих, как они там… ага, гангста. Вот эти субъектыневозбранно разгуливать на свободе не должны. Поручить агентам после его уходаосвободить женщин, а бандитов оставить связанными и вызвать полицию. Заподобные выходки им придётся надолго задержаться в полицай-дирекции… нет,отпадает, увы. Женщины могут описать внешность Бестужева, кто-то в тайнойполиции может догадаться и сопоставить — а поезду, даже экспрессу, ещё довольнодолго придётся ехать по территории Австро-Венгрии, мало ли что может прийти вголову здешним интриганам. Новой фамилии Бестужева они не знают, но в два счётапоступят так, как он сам бы на их месте: разошлют описание внешности на всепограничные станции, и угодишь, как кур в ощип. Надо полагать, та интригавокруг эрцгерцога ещё далека от завершения… В общем, как ни грустно, этихскотов придётся отпустить восвояси…

— Собирайтесь, — велел Бестужев непререкаемымтоном. — Вам здесь больше нельзя оставаться…

В особняк профессора Клейнберга Бестужев входил, обуреваемыйсложными чувствами. Быть может, ради пущего душевного благородства стоило быпритвориться перед самим собой, будто он испытывает некоторый стыд. Однако вглубине души он знал, что дело совсем в другом: он боялся быть вышвырнутым задверь в первый же миг, а следовательно, и не получить нужной информации.Всё-таки его профессия, будем самокритичны, не особенно и располагала кдушевному благородству…

Всё та же суровая и строгая фрау Эльза провела его знакомой дорогойв лабораторию. Вот только на сей раз загадочные устройства выглядели холоднымии мёртвыми, они не извергали искры, не гудели и не потрескивали, даже канифольюне пахло. Похоже было на перерыв в учёных занятиях.

Профессор выглядел точно так же, как и во время прошлоговизита — разве что сейчас на нём не было кожаного фартука. Он проворно выскочилиз задней комнаты, на ходу гремя:

— Это какая-то ошибка, фрау Эльза, я никому не назначална это время! Ну, ладно уж, заходите, раз пришли, рассказывайте, какое у васдело, господин Фихте… Что за чёрт!

«Узнал, — тоскливо и обречённо подумал Бестужев. —Сейчас начнётся катавасия. Ну ладно, постараемся отступить с достоинством,получив как можно меньше повреждений… Здоров всё же, чёрт, насядет врукопашную,повозиться придётся…»

— Так-так-так, — не сулившим ничего хорошего тономпроизнёс профессор. — Помнится, любезный господин Фихте, во время нашегопервого знакомства вас звали совершенно иначе, да и были вы вроде бычистокровным англичанином…

Он упёр в бока могучие руки и откровенно разглядывалБестужева с непонятным выражением лица.

Экономка, она же домашний цербер, невозмутимо предложила:

— Послать за полицейским, герр профессор?

— А? Что? Да нет, зачем, — прогудел профессор,обходя вокруг Бестужева, словно вокруг столба. — В наши прогрессивные ибурные времена, фрау Эльза, нет ничего удивительного в том, что у людей бываетпо несколько имен, а то и подданств… Дело, можно даже сказать, житейское…Ступайте, ступайте. Я с этим разберусь.

Экономка с большой неохотой удалилась, предварительно бросивна Бестужева убийственный взгляд, чудом его не превративший в ледяную статую.

— Ну-ну, — резюмировал профессор, закончивосмотр. — Ничего не скажешь, грамотно. Сюртук, пенсне… Вылитый банковскийчиновничек… Вам бы ещё следовало надеть пасторский воротничок, получилось быубедительно. Не обращайте внимания на фрау Эльзу. Дражайшая дама имеланеосторожность в целях развеяния скуки прочесть парочку авантюрных романов измоей библиотеки. Буквально на днях. И вбила себе в голову, что за мной будутнепременно охотиться коварные иностранные шпионы, чтобы завладеть моимиработами. Чушь, конечно. Подобные работы ведутся ещё в полудюжине европейскихдержав, и в них нет ничего, способного заинтересовать шпионов… Ну, что вымолчите, герр Глайд-Фихте?

Ободрённый его довольно мирным тоном, Бестужев сказалосторожно, пожалуй что, даже смиренно:

— Профессор, я прекрасно понимаю, что вы имеете полноеправо вышвырнуть меня за дверь…

— Да оставьте, — махнул рукой профессор. — Яже не зверь, всё понимаю: у тайных агентов так принято… Проходите. Признаюсьвам по совести: ещё вчера я был в столь дурном настроении, что самоличноспустил бы вас с лестницы. Исключительно развлечения ради, дабы разогнатьдурное настроение. Но сегодня опыты закончились удачно, ошибка в расчётахотыскалась и была исправлена, результаты прекрасные, и потому я настроен крайнеблагодушно. Везёт вам, одним словом… Вот только водки я сегодня предлагать небуду. Не из недоброжелательства, а исключительно потому, что через полчаса сядуописывать результаты эксперимента, нужно иметь ясную голову… Ну, как у вастайные деда? Удалось найти Штепанека?

— Пока ещё нет, — ответил Бестужев чистуюправду. — Появились… сложности. Профессор, я собственно, пришёл к вам законсультацией. Быть может, вы будете столь любезны…

— Я вам, уже, кажется, говорил, что крайне скептическисмотрю на возможность военного применения телеспектроскопа…

— Речь как раз пойдёт о применении вполнемирном, — сказал Бестужев. — Вот об этом вы как раз говорилидостаточно подробно. Вы упомянули, что предлагали Штепанеку какое-то совершеннодругое применение аппарата… Не шла ли речь о кинематографе?

— Поразительно! — прогремел профессор. — Выперестали интересоваться войной и занялись мирным кинематографом?

— Так обернулось…

— Рад за вас. Дело вполне реальное… и касается именнокинематографа.

— Если это секрет…

— Да что вы, какие могут быть секреты, когда речь идётоб отвлечённой идее без инженерных решений?

— Не будете ли вы в таком случае столь любезны…

— Садитесь, — сказал профессор. Сам он расхаживалпо комнате размеренно, не спеша, заложив руки за спину. Должно быть, именно такон читал лекции. — Идея у меня родилась достаточно простая: использоватьаппарат Штепанека для создания… названия я так и не подобрал. Назовём это врабочем порядке «кинематографом на дому». По аналогии с телефоном… ну, скажем,синемафон. Вот здесь, допустим, — он широким жестом обвёл комнатку, —установлен передающий аппарат, с которым по всей Вене соединены проводамидесятки, сотни принимающих. В точности так, как это обстоит с телефоном:станция и многочисленные аппараты. Отсюда мы передаём по проводам заснятые накиноплёнку фильмы… и не только фильмы. Если установить передающий аппарат в театре,в мюзик-холле, в опере, можно передавать зрителям спектакль, представление…Чёрт побери, да можно, в конце концов, передавать и лекции по самым разнымобластям знания, да что угодно! Представляете?