Сдавайтесь, мистер Уэйн! или Мой волшебный арест - Елена Княжина

С каждым круговым движением цепочка двигалась, подтягивая меня к двери. И ноги сами топали за ней. Прекрасно. Просто прекрасно.

Обезволенной марионеткой я выбралась в коридор, полностью подчиненная монотонным движениям закручивающейся в воздухе цепи. Прошла вперед, шагнула за порог… Воздух снаружи был не сильно лучше того, что внутри.

– Шикварра, цабат, – приказала Тавара, цепляя свободный конец цепочки к диковинному устройству с сотней колец, торчащих из железного бока.

К другим тоже крепились зеленые (и иногда красные) цепи. Длинные, тянущие кого-то еще со всех концов широкого дома-ангара.

Само устройство было железной попоной накинуто на огромного не то быка, не то буйвола. Обросшего густой коричневой шерстью и с несколькими ороговевшими наростами на туповатой морде. Позади зверя катилась низкая повозка, разделенная внутри на пустые отсеки.

– Шикварра! Жвандэ та хеккара, цабат, – велела тетка, кивнув на двинувшегося вперед… ну, допустим, буйвола-переростка. И пошла к другой девице, послушно бежавшей за красной цепью. – Шикварра! Шикварра!

Шерстяной зверь вел нас к полю, заросшему ярко голубыми цветами на толстых колючих стеблях. Я изредка оборачивалась, пытаясь понять, сколько таких пленниц идет за повозкой. Но проще было пересчитать заполненные кольца на устройстве. С той стороны «попоны», с которой брела я, было около двадцати зеленых и четыре красных.

Каждая светящаяся цепь тянула за собой рабыню. Кого-то близко к животному, кого-то на отдалении, в зависимости от выданного «поводка». Что удивительно, цепи между собой не путались и никогда не переплетались. Процессию завершали еще два буйвола с пустыми повозками.

Один раз следовавшая прямо за мной девушка с красными до локтей руками оступилась и уселась на землю растирать лодыжку. Зеленая цепь натянулась, мигнула алым. Пленница подскочила с обиженным воплем и, прихрамывая, торопливо вернулась к буйволу.

До чего техника дошла… А мистер Уэйн знает толк в извращениях!

– Шикварра! – в очередной раз проорала Тавара, тыкая пальцем вперед.

Беловолосая девушка, что шла быстрее всех, тут же вбежала в заросшее поле. И, морщась от уколов колючих стеблей, принялась послушно раскрывать голубые бутоны.

У нее это получалось довольно споро: движение пальцев – и лепестки послушно расходятся, обнажая сверкающую жемчужную серединку. Ее-то и выковыривала девушка. Затем аккуратно бросала в пустой отсек повозки и, негромко ойкая, шла к следующему цветку.

Ясно… это работы. Диковинные, жестокие, но всего лишь работы. А я себе уже черт знает чего нафантазировала, поглядывая на жуткий крюк в стене.

Другие пленницы тоже вошли в колючее поле и, стискивая зубы и сдерживая вскрики, принялись добывать «жемчужинки». Я попробовала проигнорировать приказ рабовладелицы, но тут моя цепь мигнула красным… И, охнув от болевого импульса, ударившего под дых, я поспешила в поле.

Ладно, мистер Уэйн. К черту. Один раунд я вам подыграю.

К обеду я разжилась мозолями на каждом пальце. Исцарапала все ноги, никак не защищенные от колючих стеблей чертовым платьем-разлетайкой. Будь на мне мои плотные джинсы и кожаная куртка, все было бы не так кошмарно.

В полдень «солнце»-галлюцинация покраснело и начало жарить так, что пот покатился в прямом смысле ручьем. Я наконец поняла смысл этого выражения, даже не пытаясь увидеть что-то за соленым потоком.

Поле окрасилось в дивный розовый, а пятнистая планета с дымчатым кольцом пропала из виду. Несколько раз мимо пленниц проходил буйвол, обвешанный кувшинчиками, и девушки жадно припадали к керамическим горлышкам.

В какой-то момент я тоже сдалась. Попробовала белое кефироподобное нечто, сладкое, сливочное… Ничего, съедобно. В итоге выпила целый кувшин. И жар немного отступил.

Наша повозка медленно, но верно наполнялась «жемчужинками». Каждый раз, когда я кидала добычу в отсек, по моей цепочке проходил щекотный импульс и приятным жжением растекался по запястью. Словно устройство подбадривало меня и уговаривало принести еще.

В виски вбивались монотонные покрикивания Тавары, в которых чаще всего фигурировали «Архан шем», «цабат» и «шикварра»…

К вечеру я поняла, что цабат – это обращение, вроде «девушки» или «рабыни». Архан – самый главный, тот, кто все видит и кого поминают при случае. Шикварра – призыв работать, жвандэ – приказ идти. А буйволо-носорога зовут хеккарой.

Едва красное солнце закатилось за горизонт, шерстяной зверь без всякого предупреждения двинулся в обратную сторону и вывел пленниц в дому-ангару. Кольца расщелкнулись, и цепочки устремились по земле зелеными змейками, утаскивая каждую рабыню в ее персональную тюрьму.

– Жвандэ та фода, цабат лау, – хозяйка ухватила меня за локоть, ввела в просторную комнату и ткнула пальцем в глубокое корыто, заполненное до краев черной жижей. – Архан шем! Жвандэ…

Я сглотнула тошноту: запашок тут стоял… словом, запашок. Погрузив палец на одну фалангу в мутное, темное нечто, когда-то – недели три назад! – бывшее проточной водой, я сдавленно охнула.

Сколько человек тут мылось сегодня? А, черт побери, вчера? Бабушкина присказка про «само отвалится» показалась не такой уж глупой. Если не отвалится – оторву.

– Чище я буду, если туда не полезу, – сообщила Таваре.

– Архан шем, цабат, – фыркнула она равнодушно и покрутила в воздухе пальцем.

Моя змейка-цепочка тут же ретиво бросилась в коридор (я еле успевала переставлять за ней ноги!). Сделала в воздухе несколько кульбитов. И сама запрыгнула на крюк в стене.

Твою-то буйволову матушку… Чем ты меня накачал, Рейнар Уэйн?

Войдя в «жилище» следом за бешеной цепью, я устало упала на лежак. И, еле шевеля языком, попросила у высших сил организовать все так, чтобы это оказался дурной сон. Вдруг на самом деле я валяюсь без чувств в подвале Уэйна? Или (что еще лучше) – клюю носом у себя в квартире, обложившись дисками с записями камер?

Но наутро все повторилось снова. Свеча на рассвете, серая похлебка, зеленая цепь… и «Шикварра, цабат!».

Мозоли, царапины, голубые бутоны. Ярко-красная жгучая звезда, раскрасившая небо в розовый. Сверкающие жемчужинки на ладони и приятные, благодарные покалывания оков. Густое молоко из кувшина, дарящее мгновения облегчения…

Труд, монотонный настолько, что к обеду я перестала чувствовать боль, выгонял все мысли из головы. Я даже прекратила раздумывать, галлюцинация это или шоу со спецэффектами. Лекарственная «магия» или лицедейство? Плевать!

Если это тот самый отпуск, который советовал мне маньяк, то пусть сам так поотдыхает. Я бы посмотрела на то, как Рейнар Уэйн, облаченный во что-нибудь легкое, до колен, собирает на поле голубые цветочки…

Так устала на «жемчужных» плантациях, что вечером быстро влила в себя отвратную похлебку и без сил свалилась на колючий лежак. Засыпала в ужасе от мыслей, что наутро все повторится. И никакие высшие силы