Молодые, но взрослые: поиск доверия себе и своим решениям - Стефания Андреоли

Свои сложности и Гайя, и Мириам объясняют так: они не находят во внешнем мире отражения своего внутреннего мира, словно другие сделаны из иного материала, словно у них в руках был учебник, номера страниц в котором не такие, как у остальных. Они не встретились с собой, не доверяют общим кодам, не идентифицируют себя как часть общего целого.

Когда Гайя предлагает остальным пойти куда-нибудь вместе после окончания рабочей смены, в ответ слышит, что будет слишком поздно, на улице холодно, на улице жарко, все слишком устали. Когда другие предлагают ей сходить куда-нибудь после ужина – потому что, если они встретятся в восемь (когда закрывается магазин, где она работает), им придется ужинать вне дома, а у них в карманах не всегда водятся деньжата, – она отвечает, что на следующее утро в семь уже должна садиться на поезд, чтобы ехать в университет. Друзья для нее очень важны, но она больше не готова на любые жертвы, чтобы быть с ними. Чтобы обрисовать масштабы всей ситуации, следует сказать, что Гайя переживает глубокий кризис относительно своего будущего. Она не знает, что будет делать в следующем году, когда получит диплом в области, которая более ей не интересна. Как вариант, можно всю жизнь проработать продавщицей, однако это не предел ее мечтаний. А правда в том, что, как и при любом кризисе, завуалированном или явном, наступает момент, когда мы от других отстраняемся.

Стоило Мириам сказать о том, что ей не нравится: они всегда передвигаются на ее машине, это она всегда платит за бензин и друзьям не мешало бы скинуться по два евро на дорогу, – как потом она два месяца не получала ни от кого известий. По словам Мириам, через некоторое время ее лучшая подруга Елена снова написала ей, пригласив на открытие нового клуба, – с просьбой подбросить ее до клуба на машине.

Говоря об этом королевстве кривых зеркал, я развею опасения читателей, будто книга задумана как агиография, жизнеописание молодых взрослых. Это не так, я хорошо знаю, что не все молодые взрослые похожи на тех, о ком я веду речь. Однако статистика неумолима: таких молодых взрослых настолько много, что мир должен услышать их истории. И даже больше. К ним нужно привлечь внимание, чтобы все мы поняли: они не проблема, а, напротив, решение проблем этого мира.

Многие мои клиенты этого возраста рассказывают, что испытывают дискомфорт или разочарование из-за ощущения, словно они принадлежат к другому биологическому виду. И каждый раз меня неимоверно удивляет их убежденность, что они одни такие на свете. Единственные люди в мире, испытывающие трудности в общении с другими людьми. Они воспринимают себя как последних оставшихся в живых на Земле после апокалипсиса, людей, которые изъясняются на мертвом языке.

У меня есть одна гипотеза. Думаю, чем с большим числом молодых людей мы будем работать, тем очевиднее станет, что все они жалуются на одно и то же (или их большая часть). Однако они не говорят об этом друг с другом! Они не общаются, но им бы хотелось этого столь же сильно, сколь сильно их это пугает.

Эти молодые люди, существование которых так мало принимают во внимание и которых плохо воспринимают в обществе, не составляют целого, группы, категории. Они первооткрыватели, живущие как редкие животные, – не из-за высокомерия, а скорее из-за их индивидуальных особенностей. Не думайте, что они бог знает что о себе воображают; в их заявлениях о том, что они не такие, как другие, нет никакого чванства. Они уверены, что какие-то неправильные, в сокровенной части самих себя.

Речь не идет о черте, свойственной целому поколению, типичной для этого возраста. Если они и не полноценные мужчины и женщины, то в любом случае они – взрослые. По моему мнению, если Артюр Рембо[40] прав, говоря, что я – другой (Je est un autre), то так проявляется постоянно срабатывающий защитный механизм проекции: неодобрение, которое они испытывают, не щадит и их самих. Механизмы, сужающие их восприятие другого до осуждения, на самом деле не что иное, как вердикт неполноценности, который они сами себе выносят.

Не хотелось бы сводить этот вопрос к банальной незащищенности. Если бы мы провели среди них опрос, они ответили бы, что не уверены в себе. Однако дело не только в этом.

Мне кажется, молодые взрослые все на свете подвергают сомнению, они просеивают реальность через сито с мельчайшей сеткой. Они скорее требовательны, чем нерешительны. Ничто не удовлетворяет их требованиям. Для них все не то, они для всего хотят объяснения, во всем ищут смысл, их это успокаивает: они словно задают себе вопрос, как совершить каминг-аут, как съесть с другом сэндвич на улице так, чтобы не пришлось отказываться от покупки пачки сигарет. Или, по крайней мере, им нужно осознать, что человек, получающий водительские права в наши дни, не просто тратит десять евро на бензин – он почти герой, готовый отправиться в плавание, чтобы на своей малолитражке открыть Америку.

Этим молодым людям не удается сформировать команду, потому что не узнают себя в коллективе сверстников. Это происходит по двум причинам: во-первых, они не хотят активно и полноценно принимать в нем участие; во-вторых, о молодых взрослых часто отзываются столь негативно, что у них не возникает никакого желания демонстрировать свою принадлежности к этой группе.

Они страдают от поверхностных встреч, но боятся требующих глубины и в итоге чувствуют себя изгоями, неподходящими, недостойными. Это причиняет мне сильную боль. Благодаря привилегии встречаться с ними и выслушивать их я, поверьте, знаю их как стоящих и достойных людей. И если у меня складывается о них такое мнение, когда я знакомлюсь с ними по одному, могу себе представить, каков их общий потенциал, стоит им объединиться с другими представителями своей группы.

Само решение написать эту книгу, мое желание донести их послание до других (не говоря о том, что они сами меня об этом просили) свидетельствует: я стремлюсь показать их лучшие стороны, дать им наиболее полное описание, обозначить характеристики и границы этой группы субъектов антропологии.

Нет цели сделать из них святых, среди них есть (очевидно) и ничтожества, и те, кому еще предстоит все это осознать, и люди, не подготовленные к жизни, и пофигисты, и личности с искалеченной психикой. Однако с высоты своей наблюдательной вышки говорю: не они характеризуют целое поколение, они скорее исключение из него.

Очень часто в моем присутствии молодые взрослые изрекают какую-то потрясающую мысль, от которой я лишаюсь дара речи и затем восклицаю: «Жаль, что не я это сказала!» В таких случаях я думаю: «Будь я, как ты, в твоем возрасте, чего бы мне удалось достичь?» И меня охватывает ярость: создается впечатление, что мы об этих ребятах ничего не знаем.

Мне сложно сказать, кому нужна их оторванность от общей среды – им или нам. Они выбрали неудачу, чтобы хоть как-то определить себя, потому что успешными уже назвали себя мы, взрослые. Каждый из нас чувствует необходимость в удостоверении личности – ведь даже злодей стремится стать самым отрицательным героем из всех, – потому что это способствует выстраиванию самости.

Молодые взрослые – без собственной идентичности, лишенные опыта социальной жизни – вешают на себя ярлык неудачника в попытке объяснить, почему у них все так плохо. Они не склонны искать причины во внешнем мире. Для них более естественно принять ответственность на себя, подвергнуть себя самобичеванию.

Еще один пример: вам наверняка тоже встречались так называемые ужасные дети – невыносимые, неуправляемые, неприятные. Однако внутри они не такие: ребенку свойственно быть радостным, когда у него все хорошо. Просто, получив ярлык самого плохого, он начинает представлять собой больше, чем ничего. Так и молодые взрослые без собственной идентичности, лишенные опыта социальной жизни, вешают на себя ярлык неудачника в попытке объяснить себе, почему у них все так плохо.

Они не склонны искать в первую очередь причины во внешнем мире. И мне не кажется, что они сразу же начинают искать виновных. Для них более естественно (говорю я, ежедневно посещая стройплощадку,