Мякин - Влад Стифин

достал тонометр. — Ну вот, и здесь всё прекрасно. Вас, может быть, что-то ещё беспокоит? — спросил он. — Лицо у вас как-то грустит.

— Ай! Пусть грустит лицо, лишь бы органы не грустили! — ответил Мякин.

— Ну вот и прекрасно! Хорошая шутка здоровью не вредит, — улыбнувшись, заключил доктор.

За завтраком экстрасенша была строга и молчалива. Молодёжь, как всегда, опаздывала. Мякин потреблял утренние блюда в присутствии какой-то новой, неожиданно задумчивой соседки и чувствовал себя не в своей тарелке. Он несколько раз пытался заговорить о чём-нибудь отвлечённом и каждый раз, мельком взглянув на сосредоточенное лицо экстрасенши, останавливал себя.

Практически машинально закончив завтрак, Мякин решил испить кофейку из автомата. Как сказала официантка, это нововведение в санатории появилось совсем недавно. Мякин подался в дальнюю часть столовой, где ещё вчера заметил несколько человек, толкущихся возле разноцветного автомата. С чашкой в руке он занял очередь и приступил к наблюдению за кофеманами. Ассортимент напитков представлял собой более пяти наименований. Страждущие не сразу выбирали желаемое и, задерживая продвижение очереди, вызывали некое внутреннее напряжение, точнее — нервозность, у стоящих сзади. Кроме того, окончательный заказ напитка завершался двойным нажатием итоговой кнопки. Не все очередники это знали и из-за этого, по мнению стоящих последними, задерживали очередь ещё сильнее.

Мякин терпеливо ждал, имея тайное желание испить кофе в одиночестве, поэтому он совсем не торопился, изредка поглядывая на свой стол, где экстрасенша и опоздавшая молодёжь ещё не закончили завтрак. К удовольствию Мякина, его кофейное мероприятие произошло так, как он задумал: свой кофе он смаковал в одиночестве.

На выходе из столовой Мякин сделал вежливое замечание дежурной, пожаловался на долгое обслуживание у кофейного автомата и предложил работникам столовой написать чёткую инструкцию для посетителей, где указать поэтапно, когда и какие кнопки надо нажимать, выбирая напиток. При этом особо выделить пункт, гласящий о двойном нажатии на последнюю кнопку. Дежурная терпеливо выслушала мякинскую речь, чем он остался доволен.

Весь день Мякин провёл вяло. До обеда он решил забросить все процедуры и нагуляться до изнеможения. Он тупо наматывал круги по самому длинному маршруту и весьма преуспел в этом деле. По его расчётам, он прошёл не менее десяти километров. За время этой упорной прогулки Мякин встретил лишь одну старушку с палками, которая, видимо, как и он, поставила себе цель — уморить себя размеренной ходьбой.

Экстрасенша за обедом не появилась. После обеда Мякин полежал на разгрузочной лежанке и, не получив никакого удовольствия из-за интенсивного храпа соседа за ширмой, кинулся в бассейн. Бассейн ему тоже не показался с хорошей стороны. Набежало много народа. Спокойно побултыхаться в уголке ему не дала тройка атлетов, осуществлявших заплыв на длинную дистанцию, из-за чего порядка на воде не было. Плавали кто как и в разных направлениях. Даже в мякинском якобы тихом уголочке обосновалась пара кругленьких дамочек. Они упорно дрыгали ногами — видимо, пытаясь восстановить давно забытые девичьи формы.

Мякину уже минут через пять это всё крайне надоело. Он, как говорится, мысленно плюнул на эту водяную суету и решил заглянуть в турецкую баню при бассейне. На стене у входа висел плакат с изображением чёрных плавок, перечёркнутых двумя жирными красными линиями. Всё было ясно и просто: в баню в трусах не соваться. Мякин снял плавки и вошёл внутрь. В белом пару на каменных скамьях сидели несколько угрюмых мужиков, мокрых с головы до ног, и если бы не абсолютно голая обстановка, можно было бы подумать, что мужики сидят в очереди для получения какой-то не очень приятной процедуры. Мякин осторожно присел на горячую склизкую скамью и затих в той же позе, что и все остальные.

Мокрый горячий пар то рассеивался, то снова сгущался, и Мякин подумал:

«Как всё просто: картинка с перечёркнутыми трусами висит у входа — и все соблюдают порядок. Чего же проще — сделать картинку по поводу принятия душа перед бассейном?»

Мякин тихо вдыхал горячий, влажный воздух и мысленно рисовал такую картинку: на правой части листа голый человек стоит под душем. Рисунок в виде схемы, а слева — всё то же самое, но нет водяных струй, и эта левая картинка перечёркнута красными линиями.

Часть мужиков — видимо, уже изрядно перегретых, вышли из бани, и свободное пространство увеличилось. Мякину стало комфортнее, но он почему-то забеспокоился:

— Не перепутали бы мужики плавки, а ну как мои заберут фирменные!

И ещё в этом туманном, жарком пространстве он подумал о том, что на его мысленной картинке человека под душем и без душа фигуры должны быть в плавках, — ведь в бассейн надо входить мало-мальски одетым.

Жаркие, влажные мысли Мякина потихоньку как-то смазывались, разглаживались — пора было выбираться наружу. Свои плавки он нашёл на том же месте, где и оставил. Мужики ничего не перепутали и мякинскую веру в людей не разрушили. После бани Мякин с часик отлёживался в номере, позвонил супруге, кратко доложил о ходе отдыха, поинтересовался домашними делами. Дома, со слов супруги, дела шли своим обычным чередом. Перед самым ужином совершенно неожиданно позвонила Раиса.

— Мякиша! Ну как ты там? — услышал он знакомый голос. — Отдыхаешь?

Мякин поначалу несколько растерялся и пробормотал в трубку что-то нейтральное, вроде: «нормально», а затем уже более развёрнуто изложил собственную оценку своего пребывания в санатории. Получилось хотя и сухо, как в отчёте, но зато всё точно и скрупулёзно.

— Молодец! — услышал он голос Раисы. — Так держать! А у нас суета. Этот Казлюк твой отчёт замусолил, то есть ничего не может. Гера ходит насупленный, недовольный. Мы уж опасаемся, как бы тебя не отозвал из отпуска.

Мякин молча слушал.

— Мякиша, алло! Ты где? — забеспокоилась Раиса.

— Я здесь, — ответил Мякин.

— Ах, да, — продолжила она. — Герасим Ильич просил привет передать. Так прямо и сказал: «Будете звонить Мякину — непременно от меня передавайте привет». Ну вот я и передаю.

Раиса ещё несколько минут излагала Мякину мнения и оценки поведения конторских по отношению к происходящим событиям и, не получая от Мякина ответной реакции, затихла.

— А вообще-то, скучно без тебя, Мякиша, — сказала она в конце и добавила: — Мы тебя все ждём.

На ужин Мякин явился со смешанными чувствами. Экстрасенша отсутствовала. Мякин даже несколько заволновался. Прошёл целый день, а никто из тайного общества его не потревожил. Он подумал, что, может быть, пузатый уже распустил заговорщиков и только Мякин ещё находится в неведении. К тому же разговор с Раисой его немножко обрадовал и в то же время озадачил. Было приятно, что Герасим Ильич помнит о нём,