Тайная история Марии Магдалины - Маргарет Джордж

Мария послушно положила изображение из слоновой кости — оно было очень тонким, всего лишь резьба на кусочке бивня — в изножье своей кровати, куда падала узкая полоска солнечного света.

— Ах!

Мария могла поклясться, что услышала протяжный нежный вздох. Она еще пристальнее вгляделась в статуэтку, любуясь тем, как дневной свет раскрывает взору изящество резьбы.

Когда солнце стало припекать, слоновая кость словно бы засветилась, вбирая в себя теплые лучи. Но туг за дверью послышался голос матери, и Мария торопливо сунула фигурку обратно под плащ и задвинула короб в угол.

— Прости меня, — шепнула она.

— С добрым утром, Мария! — сказала мать, появившись на пороге. — В такую рань ты уже на ногах? Хорошее начало для нового года!

Вскоре снова наступила ночь, Мария лежала в кровати, наблюдая за мерцанием масляной лампы, стоявшей в нише. Поднимаясь и опадая, язычки пламени отбрасывали прыгающие тени на побеленную стену. Раньше игра теней всегда создавала для девочки ощущение привычного уюта, но теперь она только пугала.

«Я не сойду с кровати, — говорила себе Мария. — Я не пойду туда. Это просто кусок слоновой кости, вырезанный человеческими руками. У него нет силы».

— Меня зовут Ашера, дитя мое, — услышала она нежный голос. — Ашера…

Голос не унимался, и Мария поняла, что это имя идола и что костяная богиня хочет, чтобы к ней обращались именно так.

Ашера. Имя было красивым, под стать самому резному изображению.

— Ашера, — послушно повторила Мария.

Трепеща от страха (могла ли Ашера читать ее мысли?), она по-обещала себе: «Завтра я обязательно вынесу ее наружу и выброшу в овраг. Нет, я пойду к деревенским печам и брошу ее туда. Нет, этого делать нельзя — она может осквернить хлеб. Я пойду… я пойду».

Она так и заснула пытаясь придумать подходящий способ избавиться от идола и очиститься от скверны.

Но на следующий день оказалось, что дома целая уйма дел, и у Марии просто не оставалось времени на то, чтобы незаметно забрать статуэтку из дома и куда-нибудь выкинуть. Так или иначе, она чувствовала себя спокойнее — идол больше не заговаривал с ней, и страхи девочки потихоньку улеглись.

Быстро приближался великий День Искупления — день поста, предписанного Моисеем. В этот день в Иерусалиме священники совершали все полагающиеся подношения и обряды, необходимые, чтобы заслужить прощение для народа Израиля за его грехи, вольные и невольные. Венцом всех этих ритуалов являлось «отпущение козла» — животное, символически принявшее на себя остатки грехов, отпускали в пустыню. Предполагалось, что там оно и сгинет, искупив прегрешения народа.

Однако в этот день предъявлялись особые требования не только к священнослужителям, но и к простым верующим. После вознесения в сумерках хвалы Господу им предписывалось не выходить из дома, облачиться в мешковину, посыпать голову пеплом и поститься и молиться день напролет, перечисляя все свои грехи и исповедуясь перед Богом в надежде, что в своем несказанном милосердии он простит их.

День, как назло, выдался ясным и погожим, тем самым затрудняя задачу искупления. Солнышко так и подталкивало верующих нарушить затворничество — манило их наружу, напоминая о зреющих фруктах и виноградной лозе, обо всех тех приятных дарах жизни, которые отвлекают человека от пристального исследования темной стороны его души.

Однако домашние Натана, как люди истинно благочестивые, сидели взаперти, безмолвно предаваясь посту и покаянию. Грубая покаянная власяница, которую Марии пришлось надеть, вызывала зуд, как будто девочку искусали блохи. Ей трудно было представить себе, как святые отшельники могли не снимать подобные рубища годами, а еще труднее понять, почему подобный образ жизни придавал человеку святости и приближал его к Богу. Однако она искренне старалась проявить должное уважение к обычаям и, склонив голову, раз за разом повторяла про себя все Десять заповедей.

«Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе и на земле… Не поклоняйся им и не служи им…»

Ашера!

«Но я не сделала ее, — принялась мысленно оправдываться Мария, — и я не поклоняюсь и не служу ей. Кроме того, я не буду хранить ее: даю слово!»

«Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно».

«Нет, я не поминаю имя Яхве, кроме как в молитвах».

«Соблюдай день Шаббата».

«Мы все чтим его. Мы всегда следуем всем правилам». Правда, тут она вспомнила, как одобрила решение Иосифа нарушить одно из предписаний, и задумалась, не было ли в том и ее греха.

«Почитай отца твоего и матерь твою».

Уроки! Тайные уроки чтения! Мария ощутила на своих плечах тяжесть вины. Но в то же время она чувствовала: в самих уроках нет ничего дурного, плохо лишь то, что приходится лгать.

«Не убивай».

Она облегченно вздохнула. Тут у нее затруднений не возникало.

«Не прелюбодействуй».

«Не кради».

Еще один вздох облегчения.

«Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего». Она была девочкой, а женщинам вообще не разрешалось выступать в качестве свидетелей, поэтому совершение этого греха Марии не грозило.

«Не желай дома ближнего твоего…»

Она желала дома Кассии, но не из-за обстановки, а лишь из-за царившего там духа.

«…не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего».[10]

Вот тут Мария действительно оплошала. Было много вещей, которые ей хотелось бы получить, причем некоторые очень и очень…

«Это не оправдание!» — казалось, что в ее ушах прозвучал суровый голос Яхве.

«Но должно быть что-то еще» — подумала Мария.

Десять заповедей касаются самого важного. А как насчет обыденных мелочей? «Не убий!» — это понятно, но убийство в любом случае дело не каждодневное. А вот мои уроки чтения… Поступаю ли я неправильно, если хожу на них, хотя знаю, что отец и мать были бы против? Ведь само умение читать — дело хорошее и полезное.

А как насчет дурных мыслей? Самое большое мое прегрешение — это дурные мысли. Конечно, случаются и скверные поступки, но на каждый такой поступок приходится по сотне неподобающих мыслей.

В животе у девочки заурчало. Она очень проголодалась. Голова болела.

«Пост для того и установлен, чтобы напомнить нам, что едой мы обязаны Господу, а также и о тех случаях, когда мы забываем воздать Ему за это хвалу», — сказала себе девочка.

Бурчание и боль в желудке мешали ей сосредоточиться. Но Мария с кружившейся от голода головой упрямо сидела на жестком полу в своей комнате, силясь вникнуть в смысл Божественных заповедей и размышляя о своих детских прегрешениях.