Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня - Евгений Александрович Костин

но «поставить Россию на место», определить ей закуток где-то между финскими болотами, вечной мерзлотой и уральскими горами, но не больше.

«Неправильный» мы народ с точки зрения просвещенного Запада, нет у нас права на равноценное с ним существование. Сейчас, в ситуации военного столкновения, по сути, со всем Западом, (пишутся эти строки в начале июля 2022 года), разговоры о необходимости «уничтожения» не только России, но и всего русского, становятся обыденной риторикой политиков целого ряда западных стран. И вопрос даже не в том, кто и как из самих русских относится к «специальной военной операции» на Украине – поддерживает ее или, напротив, яростно против нее выступает – неважно, все мы, русские, попадаем под этот расходный ордер западной цивилизации. Ей опять, в очередной раз кажется, что с помощью России, унизив ее, расчленив, изменив ее природу, можно решить и собственные проблемы, которых накопились выше всяких разумных пределов, несмотря на уверения со всех сторон, что все «хорошо, прекрасная Маркиза», что Запад не вступил ни в какой кризис, а переживает временные трудности и готов к будущим победам во имя всего человечества.

Правда, это «все человечество» весьма подозрительно смотрит на такого рода уверения, так как и стародавний – исторически вчерашний – опыт говорит о другом – о том, что Запад не намерен менять свою цивилизационную природу, а будет продолжать решать свои внутренние проблемы за чужой счет. И это при страшном для них, новом повороте мировой цивилизации, когда солнце в прямом смысле будет вставать и садиться на Востоке, который представлен двумя громадными цивилизациями Китая и Индии. Исторически Запад обречен, если только он не переменит свою, не угасшую еще с времен Возрождения и Нового время интенцию жить за счет покоряемых территорий, осваивая окружающий мир во всех его аспектах, но прежде всего материальных. При этом, кстати, культурная, индивидуализированная специфика этих поднимающихся стран в виде освоения их ментальности, особенностей психологии – не волнует Запад, он изначально считает такие тонкости несущественными для мирового расклада сил. Высокомерие и авантюрная пассионарность на настоящем этапе могут привести Запад к грандиозному, самому сильному упадку за весь период его истории.

Это тем более очевидно, что западный мир почти отрекся от всего того, что ранее привлекало внимание остального человечества, – религиозные ценности и доктрины, моральные установления, образ жизни, ориентированный на духовное развитие. Запад, добровольно отказавшись от почти всех своих аксиологий, отказался тем самым и от морально-ценностной, да и идеологической поддержки остального мира. Смысловой багаж западного мира оказался почти пуст, кое-какие остаточные сущности продолжают там шевелиться, но в виде уже совершенно вымороченных и нежизнеспособных явлений.

В определенном отношении Россия никогда не будет Западом, в то время, когда она, как ни парадоксально, выступает тем самым идеальным западным миром, но с позиций уже давно отринутым самим Западом, с позиций ценностнях и содержательно-смысло-вых. Влюбляясь в те или иные футуристические проекции, какие западное сознание выстраивало перед всем миром, русский человек особенно крепко в них впивался, они отвечали какой-то стороне его души. Скорее всего, изначальная архаическая идеальность русского сознания, не умея выработать в самом себе такое многообразие концепций, теорий, точек зрения, перенимал самое близкое ему и замешанное на чувствах социальной и антропологической справедливости. Именно это и привлекало русскую культуру.

В своих последних книгах, посвященных разделению Запада и России, я подробно и детально дал описание данного процесса. Здесь же хочу подчеркнуть, что увлеченность России большими и в основном утопическими интеллектуальными построениями на той стороне, с какой солнце уходит на покой, говорит о том, что Россия невольно была лучшей ученицей Запада. Истинный Восток всегда подозрительно относился к западным фантазиям, да и не мог принять окончательно западное как нечто близкое ему, в то время как Россия, пробравшись через «окно», прорубленное Петром Великим в Европу, стала с удовольствием осваивать образ жизни, моду, языки, привычки и все прочее, идущее с Запада, вместе с тем оставляя какой-то зазор между собой и западными учителями.

Принципиально понятно, почему это происходило – то были «нехристи» и «немцы» (то есть «немые» люди, говорящие на непонятных и – главное – не на православных языках). Их (Запада) религиозная доктрина никогда не принималась всерьез Россией, а языки все как один были подвержены эпистемологической ущербности, так как не были способны описать и объяснить божий мир адекватно (с точки зрения русских, конечно). Разумеется, что подобная формулировка ничуть не крутилась в головах как образованного общества в России, так и крестьянства или духовенства в качестве устойчивого и определенного представления. Исторический мессианизм, какой не имеет под собой четко выраженной рациональной подкладки, а проявляется в неявных, формально не приведенных в систему взглядов всего народа, всегда был присущ России. В определенном отношении им обладала немецкая нация. Попытки Наполеона склонить французский народ к такому самоощущению была не совсем успешной, хотя ему удалось сделать многое в этом направлении. Но мистицизм русского взгляда на мир определяется взращенным в ментальности русского человека чувством недоверия к другим картинам мира, другим человеческим персоналиям как неким образцам социального поведения.

У прозападно ориентированной элиты в самой России – такого рода глубинные настроения русского общества вызывали (и вызывают) безусловную ярость и стремление хоть каким-то образом, но преобразовать эту «темную», как и загадочные черные дыры Вселенной, материю русского народа. Но все эти попытки на протяжении последних двух столетий оказались безуспешными.

Ведь загадка той ожесточенности, с какой западная ойкумена воюет и духовно, и непосредственно на поле брани с русской ойкуменой, не определяется всего лишь материальными соображениями – громадное пространство, какое неплохо бы освоить, сказочные ресурсы и т. д., – в ней кроется еще какая-то существенная составляющая. Возможно, для Запада это место, через которое можно, в том числе, проложить прямой путь на Восток и подчинить его себе. Не исключено, что это по-своему безумная попытка решить вопрос разделения христианской церкви в свою пользу. Иначе трудно объяснить попытки Запада присвоить себе это пространство. И не важно, в какой исторической форме это происходит на том или ином этапе взаимоотношений европейского востока и запада. Но все эти попытки оказались и безуспешными, и бесперспективными с исторической точки зрения.

Ведь, что Западу было сетовать на русскую коммунистическую революцию, если теория, которая легла в основание советского государства, вызрела в глубинах теоретической мысли именно его цивилизации. Россия вообще легко цеплялась за большие концепции, какие зарождались и развивались на Западе – Просвещение, гегельянство, марксизм и всякие его ответвления вроде идей Прудона, социалистических представлений конца XIX века. Все это был западный