Morbus Dei. Зарождение - Маттиас Бауэр

Священник открыл обитый железом сундук и вынул деревянную колоду треугольной формы. С благоговением он поставил ее перед письменным столом, на котором высились стопки старинных книг. В торцевой части, направленной кверху, колода была уже немного продавлена.

Бихтер взял увесистую книгу, переплетенную в толстую кожу, и раскрыл на первой попавшейся странице.

Книга книг.

Затем он опустился коленями на колоду, так что острые края впились в коленные чашечки. На мгновение священник закрыл глаза, чтобы перетерпеть боль. Потом развязал пояс, стянул рясу и с религиозным трепетом стал читать Священное Писание, ища утешение в страданиях Христа.

Что-то связывало его со Спасителем, священник знал это. Подобно Христу, ему пришлось бежать из родных мест. Но сил, чтобы открыто защитить свое дело, Кайетан Бихтер в себе не нашел. Он только и надеялся, что его паства когда-нибудь постигнет истину. Надеялся тщетно.

Страдания Христовы…

Бихтер достал из сундука кожаную плеть. Если его ближние вынуждены страдать, то и он не желал оставаться в стороне.

Священник взмахнул плетью и хлестнул себя по спине.

Кожа окрасилась в темно-красный, рубцы на многострадальной спине стали кровоточить…

В следующие несколько дней снова шел снег. Работать во дворе стало невозможно, поэтому Каррер велел Иоганну и Альбину привести в порядок инструменты и перековать несколько разогнутых крюков.

Они трудились в сарае рядом с коровником. Иоганн сидел на скамейке и занимался крюками, между тем как Альбин чинил рукояти инструментов.

Работали молча. Через некоторое время Лист прервался и глотнул воды из железного кувшина – и только теперь обратил внимание, как искусно украшен сосуд. В глаза ему бросился уже знакомый таинственный символ…

Иоганн как-то уже заговаривал об этом с Альбином и выяснил, что этот символ существовал издавна, и никто не знал его значения.

Очередные отговорки, на которые Лист наталкивался с того самого дня, как оказался в этой деревне. Отговорки, намеки и ложь.

Наберись терпения.

Иоганн вновь принялся стучать молотом по крюку. Работа была монотонная и не то чтобы сложная, и взгляд его блуждал по маленькому сараю. Сквозь открытую дверь внутрь залетали снежные хлопья.

Сквозь снежную завесу вдруг показалась чья-то фигура. В сарай заглянула Элизабет.

– Бог в помощь!

– И тебе того же, – откликнулся Альбин, не подняв головы.

Иоганн открыл было рот… и с силой ударил молотом по большому пальцу. Он подавил вскрик и вымученно улыбнулся.

– Здравствуй, Элизабет.

Девушка усмехнулась на его оплошность.

– Вот, принесла вам хлеба и яблок… Может, еще что-то нужно?

Альбин заухмылялся.

– Разве что повязку для нашего кузнеца.

Лист метнул на него свирепый взгляд. Альбин ухмыльнулся еще шире.

– Брось, Иоганн. Такой крепкий малый – и бьет себя по пальцу, стоит девушке с ним поздороваться…

Теперь уж засмеялись все трое.

Потом улыбка на лице Альбина погасла. Он посмотрел мимо Элизабет на дверь.

– Тебе лучше вернуться, Элизабет.

Девушка кивнула.

– Обед будет через час, – сказала она и скрылась за дверью.

Не успела Элизабет выйти, как Иоганн уронил молот и, скривившись от боли, схватился за палец.

– Черт возьми, больно-то как…

Альбин невозмутимо надкусил яблоко.

– Обед. Отлично. А то я уже проголодался…

* * *

После обеда снегопад пошел на убыль. Несколько батраков, а с ними и Альбин с Иоганном вышли расчищать тропы между домами. Лист работал наравне со всеми, хотя ушибленный палец распух и дьявольски болел.

Когда с работой управились наполовину, сделали перерыв, раскурили трубки. И пустили по кругу бутыль с полюбившимся Иоганну травяным шнапсом.

К нему обратился Игнац, один из батраков:

– Альбин говорит, ты с кузнечным молотом лихо управляешься. Мой хозяин спрашивал, сможешь ты ему пару сковородок подлатать?

Лист кивнул.

– Попробуем.

Игнац хлопнул его по плечу.

– Если у тебя пальцы в запасе есть, – съязвил Альбин.

Все рассмеялись. Иоганн воспользовался моментом доверия и спросил Игнаца:

– Кстати, выяснили уже, кто корову увел?

Батраки переглянулись, но ничего не сказали.

– Хватит уже тайну из всего делать, – не унимался Лист.

– Это случилось, и ничего уже не изменить. Пройдет зима, и все об этом забудут, а тебя и след простынет, – серьезно промолвил Игнац.

– Там видно будет, – сказал Иоганн.

– Вот именно. А теперь за работу, – положил конец разговору Альбин.

* * *

К сумеркам дороги были расчищены. Иоганн и Альбин пришли на ужин. Все, включая Мартина Каррера, собрались за общим столом.

Появилась Элизабет с увесистым горшком в руках. Ей было явно тяжело, и она спешила поставить горшок на стол, пока не выскользнул из рук. Немного супа выплеснулось через край в сторону отца.

Якоб вскочил и отвесил дочери крепкую пощечину.

Повисла мертвая тишина. У Элизабет на глазах выступили слезы.

Иоганн ударил ладонью по столу. Каррер воззрился на него в изумлении.

– Сколько можно? – злобно процедил Лист.

Лицо Якоба налилось кровью, но Элизабет успела вмешаться.

– Отец, прошу, не надо! – Затем наклонилась к Иоганну и посмотрела ему в глаза. – Тебя это не касается, батрак. Не лезь!

Тот взглянул на нее в недоумении.

Каррер неприятно ухмыльнулся.

– Хоть кто-то за этим столом умеет себя вести…

Элизабет налила суп сначала отцу, потом деду. Руки у нее дрожали, и свою тарелку она оставила пустой.

– Я не голодна, – проговорила она тихим голосом.

– Как знаешь, – проворчал Каррер и жадно принялся за суп.

Мартин не притрагивался к еде и неподвижно смотрел на сына. Якоб, словно почувствовав его взгляд, замер, поднял глаза.

– Что-то не нравится? Прошу, выкладывай, – бросил он с пренебрежением.

«Что же ты хочешь от меня услышать? – подумал старик. – Что ты чудовище и тиран? И единственное, что ты создал в своей жизни хорошего, – это Элизабет? И только по этой причине я не жалею, что породил тебя?»

Он опустил голову и молча принялся за еду.