Омен. Знамение - Дэвид Зельцер

– Входите, – улыбнулся Торн, когда репортер открыл дверь в кабинет. – Садитесь.

– Извините, что я врываюсь…

– Ничего.

За все годы работы в амплуа фотоохотника Дженнингс впервые находился так близко от своей жертвы. Попасть сюда оказалось проще, чем он думал. Теперь же его трясло: дрожали колени, учащенно колотилось сердце. Возбуждение было так велико, что почти граничило с сексуальным.

– Мне бы хотелось еще раз принести свои извинения за разбитую камеру, – сказал Торн.

– Она все равно была старая.

– Я хочу возместить вам убытки.

– Нет, нет…

– Мне бы очень хотелось. И вы должны мне в этом помочь.

Дженнингс пожал плечами и кивнул.

– Скажите, какая камера самая лучшая, и вам ее доставят.

– Ну… Вы очень великодушны.

– Просто назовите мне самую лучшую.

– Немецкого производства. «Пентафлекс-300».

– Договорились. Скажите моему секретарю, где вас можно найти.

Торн изучал репортера, рассматривал каждую мелочь, от разных носков на ногах до ниток, свисающих с воротника куртки. Дженнингсу нравилось вызывающе одеваться. Он знал, что его внешность ставит людей в тупик. В каком-то извращенном смысле это давало ему нужные зацепки в работе.

– Я видел вас на собрании, – сказал Торн.

– Я всегда стараюсь быть в нужном месте и вовремя.

– Вы очень усердны.

– Спасибо.

Торн встал из-за стола, подошел к бару и откупорил бутылку бренди. Дженнингс наблюдал, как он разливает напиток, потом взял предложенный стакан.

– Вы отлично разговаривали с тем парнем вчера вечером, – сказал Дженнингс.

– Вы так считаете?

– Да.

– А я не уверен.

Они тянули время, и оба это чувствовали, ожидая, что собеседник первый приступит к делу.

– Я с ним согласен, – добавил Торн. – Очень скоро газеты назовут меня коммунистом.

– Ну, вы же знаете цену прессе.

– Да.

– Им тоже надо на что-то жить.

– Верно.

Они пили бренди маленькими глотками. Торн подошел к окну и, выглянув в него, спросил:

– Вы ищете родственника?

– Да, сэр.

– Это священник по имени Тассоне?

– Он священник, но я не уверен в точности имени. Он брат моей матери. Они были с детства разлучены.

Торн взглянул на Дженнингса, и репортер почувствовал в его взгляде разочарование.

– Итак, вы его, собственно, не знаете? – спросил посол.

– Нет, сэр. Я просто пытаюсь его найти.

Торн нахмурился и опустился на стул.

– Можно спросить?.. – начал Дженнингс. – Если бы я знал, какое у него к вам было дело, я смог бы…

– Это была просьба насчет одного госпиталя. Он просил… пожертвование.

– Какого госпиталя?

– В Риме. Я точно не помню.

– Он не оставил вам свой адрес?

– Нет. Видите ли, я сам немного этика расстроен, так как обещал послать чек и теперь не знаю, куда именно.

Дженнингс кивнул:

– Выходит, мы с вами идем по одному следу.

– Видимо, да, – ответил Торн.

– Он просто пришел и ушел?

– Да.

– И больше вы его не видели?

Лицо Торна напряглось. Дженнингс заметил это и решил, что посол скрывает что-то.

– Больше нет.

– Я подумал… может быть, он бывал на ваших выступлениях?

Взгляды их встретились, и Торн понял, что с ним ведут какую-то игру.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Дженнингс. Габер Дженнингс.

– Мистер Дженнингс…

– Габер.

– Габер. – Торн изучал его лицо, потом отвел глаза и снова глянул в окно. – Мне тоже очень важно найти этого человека. Этого священника, который был здесь. Мне кажется, я был с ним резок, и мне хотелось бы извиниться.

– В каком смысле резок?

– Я довольно грубо его выпроводил, даже не выслушав, что он хотел сказать мне.

– Я уверен, что он привык к атому. Когда приходится просить о пожертвованиях…

– Я хотел бы разыскать его. Для меня это очень важно.

Посмотрев на Торна, можно было легко убедиться, что это действительно так. Дженнингс понял, что он на верном пути, но не знал, куда этот путь его приведет. Все, что он сейчас мог, – это играть в открытую.

– Если я его найду, дам вам знать, – сказал он.

– Будьте так добры.

– Разумеется.

Торн кивнул. Дженнингс поднялся, подошел к Торну и пожал ему руку.

– Вы чем-то взволнованы, мистер посол? Надеюсь, мир не собирается взорваться?

– О нет, – улыбнувшись, ответил Торн.

– Я ваш поклонник. Поэтому и преследую вас.

– Спасибо.

Дженнингс направился к двери, но Торн остановил его.

– Мистер Дженнингс?

– Да, сэр.

– Я хотел бы знать… вы ведь никогда не видели этого священника?

– Нет.

– Вы сказали, что он мог быть на моих выступлениях. Я подумал, что, возможно…

– Что?

– Да нет… Это неважно.

– Можно, я как-нибудь сделаю ваши фотографии дома? – попросил вдруг Дженнингс. – Так сказать, в кругу семьи?

– Сейчас не самое лучшее время для этого.

– Может быть, я позвоню вам через несколько дней?

– Да, пожалуйста.

– Хорошо, я позвоню.

Репортер вышел, и Торн внимательно посмотрел ему вслед. Этот человек определенно что-то знает, но что он может знать о священнике? Было ли простым совпадением, что человек, с которым он познакомился чисто случайно, разыскивает именно того самого священника, который днем и ночью преследует его? Торн долго думал, но так ничего и не решил. Как и многие другие недавние события в его жизни, все это казалось простым совпадением, за которым скрывалось, однако, нечто большее.

Для Эдгаро Эмилио Тассоне жизнь на земле была не лучше, чем жизнь в чистилище. Из-за этого он, как и многие другие, присоединился к обществу сатанистов в Риме. Сам Тассоне был португальцем, сыном рыбака, который погиб у берегов Ньюфаундленда, вылавливая треску. От детских воспоминаний остался лишь запах рыбы. Тассоне осиротел в восемь лет и был взят в монастырь, где монахи избивали его день и ночь, чтобы он признался во всех своих смертных грехах. К десяти годам он был уже спасен и смог прильнуть к Христу, но зато у него начались боли в позвоночнике – как раз там, куда ему вбивали веру.