Рискованный флирт - Лоретта Чейз

– Джесс, – сказал Дейн, протягивая руки. – Сага…

– Нет. О Господи! – Она откинула с лица мокрые волосы. – Черт тебя побери, Дейн! – И убежала.

Джессика Трент умела смотреть правде в глаза.

Первое: она ухватилась за первый же предлог, чтобы пуститься преследовать лорда Дейна.

Второе: она впала в глубокую депрессию, мгновенно перешедшую в ревнивую ярость из-за того, что у него на коленях сидели две женщины.

Третье: она чуть не заплакала, когда он пренебрежительно отозвался о ее привлекательности и назвал «дешевой девчонкой».

Четвертое: она подстрекала его к оскорблениям.

Пятое: она чуть не задохнулась, требуя продолжения его атаки.

Шестое: понадобился удар грома, чтобы привести ее в чувство.

К тому времени как она подошла к двери, у нее было сильнейшее искушение разбить об нее голову.

– Идиотка, идиотка, идиотка, – бурчала она, стуча в дверь.

Открыл Уитерс и разинул рот.

– Уитерс, я вас потеряла. – Она переступила порог. – Где Флора?

– О Господи! – Уитерс беспомощно смотрел на нее.

– Так, понятно, не возвращалась. Меня это не удивляет. – Джессика направилась в комнату бабушки. – Вообще-то, если моя бедная горничная направилась в Кале и оттуда за Ла-Манш, я ее нисколько не виню. – Она постучалась к Женевьеве.

Бабушка открыла, одарила ее долгим взглядом и повернулась к Уитерсу:

– Мисс Трент требуется горячая ванна. Побыстрее, пожалуйста.

Потом она за руку втащила Джессику в комнату, усадила и сняла с нее промокшие туфли.

– Я пойду на вечер, – сказала Джессика, борясь с пряжкой. – Пусть Дейн выставляет меня дурой, если хочет, но он не испортит мне вечер. Мне плевать, если весь Париж нас видел, это он должен стесняться – бегал по улице полуголый. А когда я ему напомнила, что он полуголый, знаешь, что он сделал?

– Дорогая, не могу себе представить. – Женевьева быстро снимала с нее чулки.

Джессика рассказала, как он застегивал штаны. Женевьева расхохоталась.

– Мне было очень трудно сохранять суровое выражение лица, но это было еще не самое тяжелое. – Джессика вздохнула. – О, Женевьева, он был такой очаровательный! Я так хотела его поцеловать. Прямо в его большой прекрасный нос. А потом везде. Ужасно! Я настраивалась не терять голову, но потеряла. И стала его бить, и била до тех пор, пока он меня не поцеловал. А потом продолжала бить, чтобы он поцеловал по-настоящему. Скажу тебе честно, как ни страшно в этом признаться: если бы в нас не ударила молния, или почти так, он меня погубил бы. Прямо под фонарем на рю де Прованс. А самое ужасное, – она застонала, – я этого хотела. – Я знаю, – нежно сказала Женевьева. – Поверь, дорогая, я знаю. – Она стянула с нее остальные мокрые вещи, закутала ее в халат, усадила возле камина и приказала принести бренди.

Примерно через час после того, как Джессика Трент от него сбежала, лорд Дейн, промокший до нитки, с мятой шляпкой в руке, вошел в дверь, которую открыл трясущийся Герберт. Не взглянув на лакея, маркиз поднялся по лестнице и прошел в свою спальню. Он швырнул шляпку на стул, снял мокрую одежду, досуха вытерся, надел свежий костюм и присоединился к гостям.

Никто из них, включая проституток, не был настолько дерзким или пьяным, чтобы спросить, где он был и что делал. Дейн редко утруждал себя объяснениями. Он ни перед кем не отчитывался.

Дейн сообщил им, что проголодался и хочет сходить дообедать, а они вольны делать, что им угодно. Все, кроме Трента – он был способен только на то, чтобы дышать, и делал это с большим шумом, – отправились с Дейном в ресторан. Они пришли в «Двадцать восемь» и обнаружили, что в этот день он закрыт. Поскольку ни одно другое заведение не предоставляло таких разнообразных развлечений, как «Двадцать восемь», компания разделилась. Дейн со своими двумя… коровами отправился играть в карты, к нему присоединился Ваутри со своей коровой.

В три часа ночи Дейн вышел на улицу – один. Блуждания привели его к дому мадам Врайсис, гости которой как раз начали разъезжаться. Он стоял под деревом за одиноким, слабо тлеющим фонарем и наблюдал.

Только через двадцать минут он увидел, как на улицу вышел Эсмонд под руку с Джессикой Трент. Они разговаривали и смеялись.

На ней не было идиотской шляпки, но прическа была еще более смехотворной. От самой макушки спускались завитки и узелки, а из них свисали жемчуга и перья. По мнению Дейна, ее парикмахерша была полной дурой.

И только поэтому ему хотелось выдернуть все перья, жемчуга и шпильки… и посмотреть, как шелковая черная вуаль накроет ей плечи… белые плечи, блестящие в свете лампы.

«Этого белого слишком много», – в приливе раздражения подумал Дейн. Серебряно-голубое платье с пышными рукавами-баллонами даже не имело плеч. Рукава начинались на полпути к локтю, дальше платье закрывало все на свете, но смело оставляло открытой ту часть, которую следовало бы скрывать от глаз негодяев, блуждающих по Парижу.

Каждый мужчина на этой вечеринке пристально изучил вблизи эти белые изгибы.

В то время как Дейн, Князь Тьмы, как его здесь называют, стоит в засаде в тени.

В этот момент он не находил в себе ничего сатанинского. По правде говоря, Дейн чувствовал себя как голодный мальчик, прижимающий нос к окну булочной.

Он смотрел, как она садилась в карету. Дверь закрылась, экипаж прогромыхал по мостовой.

Никто не мог его видеть и слышать, но он смеялся не вслух, а про себя. В эту ночь он очень много смеялся, но избавиться от истины никак не удавалось.

Он понимал, что она мучается – должна мучиться, как любая респектабельная женщина.

– Жена или любовница – все едино, – часто говаривал он приятелям. – Как только ты даешь леди тебя зацепить, ты становишься обладателем беспокойной собственности, где жильцы вечно бунтуют, куда ты без конца вкладываешь деньги и труд. За единственную привилегию – получать то, что можешь за несколько шиллингов получить от любой уличной бродяжки.

Да, он ее хотел, но не в первый раз его возбуждали неподходящие ему женщины. Он их желал, но всегда понимал, в какую ловушку они его заманивают – потому что их как раз для этой цели родили и вырастили.

Ненавистная правда заключалась в том, что он шел прямо в эту ловушку, обманывая себя, что не идет, а если идет, то ему нечего бояться, потому что яма не очень глубокая, трясина не очень вязкая, он не провалится.

«Тогда что же тебя здесь держит? – спрашивал он себя. – Какая могучая сила притащила тебя сюда, чтобы ты подобно щенку тупо таращился на дом только потому, что она там? Какие цепи тебя держат, почему ты ждешь, чтобы она хотя бы мелькнула перед глазами?»

Прикосновение. Поцелуй.