На каждом шагу стукач - Илья Гуглин

– Все бумаги уберите со стола, а кто уже научился считать по правилам, забудьте… В инженерной практике это не понадобится. – За одно занятие он научил нас практически всем действиям, на которые было способно это устройство. Вот бы такого преподавателя к современному компьютеру! В придачу… Но такое невозможно с любой точки зрения. Несколько лет спустя «помидорчик» получил двухстороннее воспаление лёгких и отправился в мир иной… Хороший был человек, земля ему пухом…

Но мы в то время не оценили его опыт. Подумаешь, логарифмы? Их знали и сто лет назад. Ещё до революции студенты, забегая в закусочную, спрашивали «пару свеженьких логарифмов», на что получали стандартный ответ: «Прыходи, дарагой, чэрэз нэдэлю, обэщали подвэзти. Бэри чебурэки пока нэ разобрали».

Легко привыкаешь к чему-нибудь, трудней возвращаться к прошлому, но иногда приходится. В том же институте, на той же кафедре неожиданно возникла задача неподъёмная для линейки. Требовалась более высокая точность, не помню даже до какого знака после запятой… И опять всё по старинке, таблицы логарифмов, арифмометры… Но точность логарифмической линейки зависит от её длины. Можно, говорят, сделать линейку длиной в полметра, но с ней неудобно работать. Руки коротки. В прямом смысле.

…А что, если эту длину «свернуть» в окружность, ещё лучше в спираль… Откуда пришла эта идея в мою бедную голову? И почему люди за многие годы не додумались до этого? Кругом столько умников, а это ведь так просто… При этом вся конструкция получается не плоской, а объёмной, ничуть не больше арифмометра… Интересное решение даже простой задачи приносит определённое удовлетворение, но я помню, что недолго восхищался своим «талантом и неординарностью», просто начал отрабатывать элементы этого устройства… А здесь было, над чем подумать. Ведь можно не просто свернуть линейку в спираль, а выиграть ещё кое-что. Уменьшая, например, её ширину. А можно также… Но мой энтузиазм сник после первого же контакта со скептиком…

Был у нас в группе один умненький мальчик. Люсик. Его иначе и не называли. Люсик и Люсик! Может быть, оттого, что был он невысокого роста и слегка сутулился. Но всё время он был в центре внимания. Носил Люсик всегда одну и ту же горняцкую форму с погончиками, и нам казалось, что он потомственный горняк. Куда нам до него? Но мы ошиблись, его родители были музыканты и играли в каком-то профессиональном оркестре. У Люсика был прекрасный слух и масса других способностей. Он играл практически на всех музыкальных и немузыкальных инструментах, а когда таковых под рукой не было, он играл на обычной расчёске или, как это часто бывало на скучных лекциях, путём пощёлкивания по зубам. Естественно, своим. Понятно, что для исполнения такого музыкального произведения ему не нужны были ни ноты, ни струны… Однажды для меня он начал исполнять увертюру к опере «Кармен». При этом он делал это настолько мастерски и виртуозно, что казалось, будто у него во рту маленький оркестрик со всеми необходимыми для этой цели причиндалами. Но услышать это произведение мог только один человек, тот, который садился с ним рядом. Нужно было настроиться именно на это исполнение и полностью отключиться от шелеста преподавателя, восклицаний играющих по соседству преферансистов, вздохов сексуально озабоченных студенточек… Был, правда, среди нас один студент, Володя Чулок. Так он умудрялся не только слушать Люсика, но также конспектировать лекции, задавать вопросы преподавателю и сочинять стихи своей подружке. Это, я имею в виду конспектирование, он должен был делать обязательно. Ведь у кого-нибудь из нашей компании должны же быть лекции для подготовки к зачётам и экзаменам.

А ещё у Люсика был драматический дар, и он пользовался им как на сцене, так и в жизни… Студенческий театр, на сцене которого он блистал, занимал большую часть его свободного времени. Там он полностью преображался, становился выше, осанистей и видней, чем в жизни. То ли эта его способность, то ли что-то иное было в нём, незаметное, но девушки нашего курса просто сходили от него с ума. Не одна или две, а всё сразу, одновременно или по очереди. Создавалось впечатление, что Люсик обладает каким-то неведомым даром, познав который, каждая из наших студенток стремилась поделиться этими знаниями со своими подружками, а те, в свою очередь, по закону распространения слухов, со всеми остальными близкими, знакомыми и просто прохожими… Но Бог с ними, я не об этом.

И вот однажды, на лекции по научному коммунизму, а такие лекции я почему-то особенно не любил, забрался я на самую удалённую скамью и занялся конструкцией спиралеобразной линейки. Неожиданно ко мне подсел Люсик и заговорщицким тоном сообщил, что вождь умер в неудачное время… Моё замечание, что для такого замечательного мероприятия любое время хорошо, а ещё лучше, если бы он вовсе не родился или его мама сделала… Я, кажется, продолжал бы ещё долго упражняться на эту не очень оригинальную тему, но Люсик почему-то пропустил мои слова и продолжал: «Я боюсь, что начнётся сталинский призыв в партию, и тут уж не выкрутишься…»

– Видать, придётся тебе становиться директором шахты, – выразил я мнение, которое никак не отличалось от витавших вокруг нас утверждений, что мы обязательно будем директорами либо главными инженерами. Как минимум. На выбор…

– В лагерях, на урановых рудниках, – ответил он, – я знаю, чем это обычно кончается… Я хотел уточнить, почему и каким образом, но он оборвал этот разговор…

– А ты хоть знаешь, как я очутился здесь? Ведь я поступал на физмат, но после второго экзамена нам сообщили, что нас будут готовить на атомщиков. Многим это не понравилось, вот и начали валить экзамены… Но всё это было зряшным… Приняли всех, независимо от оценок.

– А как же ты? – не выдержал я.

– Как, как, не прошёл по здоровью. Иногда это помогает. Как бы опять не пришлось браться за старое… Жаль, институт хороший, – промолвил он и перешёл на другую тему. Меня в то время умиляла его способность обрывать разговор…

Оказывается, он придумал «вечный календарь». Он достал из своей сумки таблицу, в которой дни недели, месяцы и годы располагались каким-то непривычным образом. Затем стал объяснять мне, как этой таблицей пользоваться. Он с помощью этого календаря мог определить, в какой день недели я родился, и в какой выпадет мой столетний юбилей. Если быть честным, то меня не очень заинтересовала эта его самодеятельность. Может быть, потому, что я и тогда не собирался отмечать столь отдалённые юбилеи. Даже не помню, что я ответил на его прямой вопрос: «Как ты думаешь, если отправить эту таблицу в журнал, сколько за неё дадут? Ну, хотя бы пятьдесят рублей, дадут? Или на бутылку?» Помню только, что посоветовал я ему обратиться с этим вопросом к Лёше Семёнову. Он регулярно отправлял в газеты и журналы маленькие заметки типа: «В апреле с. г. в Днепропетровском горном институте проходила традиционная студенческая конференция. Представленные на этой конференции доклады показали высокую зрелость студенческих работ. Особый интерес вызвала работа, предлагающая сочленить отбойный молоток с шатром, напоминающим обычный зонтик. Такое решение позволит…» и так далее… О деньгах Лёша говорил с некоторым высокомерием: «Я не из-за денег публикую. Подумаешь, пришлют два-два пятьдесят… Что на них купишь? Во всех редакциях сидят одни прохвосты и хапуги. Всё гребут под себя. В первую очередь, с начинающих авторов…»