Свинья или гусь - Эмиль Коста

– Он просто засветился, когда я назвал сумму. Сказал, что это решит все его проблемы с поставщиками.

– Да-да, он упоминал о них утром. Разумеется, о вашем разговоре речи не шло, – добавил доктор, встретив удивленный взгляд Жоффруа, – но на каких условиях вы получали Элен?

– Мы договорились, что сразу после того, как наладят переправу, он закроет гостиницу и мы вчетвером, с Жако, отправимся в Сен-Клод. Там оформим развод: я назову мальчика своим, а Элен признается в неверности. Потом мы с нею и сыном двинулись бы на юг, где нас никто не знает. Поженились бы и жили спокойно.

– Элен была посвящена в этот план?

– Он пришел мне в голову вчера вечером. А сегодня мы и словом не обмолвились. Утром я попросил Пьера вести себя как обычно, пока эта суматоха не закончится.

– В зале во время вашего ночного разговора что-нибудь происходило?

– Пьер прикрыл дверь, когда вошел, и я ничего не слышал, мсье.

– А после вашего разговора он не покидал кухни?

– Только сходил в спальню за одеялом, а потом сразу уснул. Не мудрено: столько выпить.

– Да уж… Вы можете идти, Жоффруа. Поговорите наконец с Элен – вам давно пора это сделать.

Солдат направился было к двери, но вдруг обернулся:

– А сержант?

– Пьер пока останется под стражей, – сказал доктор, – Это необходимо, чтобы усыпить бдительность настоящего убийцы. Прошу вас не распространяться об этом.

– Понимаю, мсье. Я буду молчать.

Солдат вышел в коридор. Предупрежденный доктором Лу молча посторонился, пропуская бывшего узника на свободу.

Оставшись в одиночестве, Эрмите разложил свои записи на столе и погрузился в размышления. Дело оказалось запутанным до невозможности. Молодые влюбленные и старые соперники, интриганы и добряки, родители и дети – все фигуранты образовали невероятный клубок отношений, в центре которого в свой последний день оказался несчастный Греньи.

– За каким чертом тебя понесло в сарай? – пробормотал доктор.

Наверняка старик собирался расплатиться с кем-то или, наоборот, положить вырученные деньги в сундук. А если его привели туда, угрожая оружием – вариант с ограблением тоже нельзя исключать. Узнать бы, сколько в точности денег было в сундуке.

С этой мыслью доктор вышел из номера и поманил Лу. Великан вошел, прикрыв дверь, и молча встал посреди комнаты.

– Вы владеете грамотой, Лу?

– Нет, мсье.

– Жаль. Тем не менее вы должны были заметить: ваш хозяин имел привычку записывать доходы и траты?

– Каждый день как часы. В специальную книжечку каждый денье записывал.

– Странно, мне ничего похожего не попадалось.

– Так она у меня, мсье. Книжечка, то есть, – поспешил пояснить слуга, встретив хмурый взгляд доктора.

– Какого черта, Лу?

– Греньи мне ее за ужином сунул, когда хозяйский мальчишка шум поднял.

– Зачем он это сделал? И почему вы об этом молчали?

– Да он всегда мне ее отдавал, когда напивался. Старик дела вел только на трезвую голову. А молчал я потому, что вы об этой штуке речей не заводили, – исполнительный слуга был готов обидеться.

– Ну, хорошо. Надеюсь, сейчас вы отдадите ее мне?

– Да вот! – Лу бережно достал из-за пазухи маленькую – с ладонь – тетрадь в кожаном переплете. Доктор наугад раскрыл ее. Старик писал мелко, но разборчиво. Каждая страница была расчерчена на три столбца; «Кто», «Когда», и «Сколько» значилось сверху. Купец и правда был дотошен: в последнем столбике он указывал даже медяки.

Эрмите полистал книжку и быстро нашел записи о содержимом сундука. В безыскусной бухгалтерии Греньи разобрался бы даже младенец. Сумма была более чем внушительной. Между страницами он также обнаружил расписку шевалье. Спрятав записную книжку за пазуху, он со вздохом посмотрел на слугу:

– Ну а как у вас с арифметикой?

– С кем, мсье? – тревожно переспросил Лу.

– Неважно. Идемте.

Доктор запер купеческий номер и направился к соседней двери. Вместе со слугой они переступили порог каморки, где томился несчастный узник. Тот сидел на кровати, опустив голову. При виде вошедших трактирщик вскочил и с надеждой уставился на доктора.

– Вольно, Пьер, вольно. Вы готовы помочь следствию?

– Готов всеми силами!

– Умеете быстро и точно пересчитывать наличность?

– Конечно!

– Отлично, – доктор подошел к большому сундуку, отпер его и откинул крышку, – занимайтесь!

У Пьера округлились глаза при виде такого количества денег.

– Мсье, мне понадобится бумага и перо для точности.

– Разумеется, Лу сейчас все принесет, – Эрмите кивком отдал распоряжение, и слуга вышел. Доктор положил на стол кошелек, украденный Элен, и обратился к трактирщику:

– Я прошу вас также посчитать эти деньги особо… Для точности.

– Сию минуту, мсье доктор.

Пьер уселся к столу, высыпал на него золото из мешочка, и монеты замелькали в удивительно ловких пальцах. Доктор уселся на кровать, с любопытством наблюдая за этим зрелищем. Как бы невзначай он поинтересовался:

– Жоффруа поведал мне о вашем ночном разговоре. Меня удивило, как легко вы приняли такой удар по мужскому самолюбию.

Трактирщик вздрогнул и остановился. Но через секунду его работа возобновилась.

– Какой там удар. Я знал, на что шел, когда женился на Элен. Брак принес куда больше прибыли, чем убытков. После развода я тоже не остался бы внакладе – что ж тут плохого?

– Удивительный вы человек, – улыбнулся Андре.

– Не хотелось, конечно, терять хорошую кухарку, но найти новую нетрудно, – продолжал Пьер, – В конце концов, здесь народ привык есть по-простому.

– А Жоффруа сразу рассчитался с вами?

– Да. Деньги я утром припрятал в надежном месте.

Появился Лу со всем необходимым для точных подсчетов. Пьер разложил письменные принадлежности на столе, после чего продолжил работу в молчании. Один за другим он доставал мешочки с золотом, серебром, медью… Пересчитанные монеты складывал обратно, делал новую запись, а мешочек ставил рядом с сундуком.

Минуты текли одна за другой, небо за окном успело потемнеть, Лу сходил вниз за лампой, а Пьер все считал. Наконец, он поставил на пол последний мешочек, выпрямился и вздохнул:

– Две сотни экю, восемьсот шестьдесят четыре ливра и пятьсот двадцать три денье. В том числе сто золотых из этого кошелька.

Эта сумма в точности соответствовала записям в книжке Греньи. Кем бы ни был убийца, деньги его интересовали в последнюю очередь. Доктор поднялся, с трудом распрямив затекшие ноги.