Тени, которые проходят - Василий Шульгин

Эти и другие причины привели к тому, что произошел Польский рецидив. Гетман Выговский порвал с Москвой и заключил с прежним отечеством известный в истории Гадячский договор, в 1658 году. Душою этого дела и автором этого знаменитого договора был наш Лютор, Юрий Немирич.

По смыслу этого договора Южная Русь соединялась с Польшей на правах самобытного государства. Последнее должно было иметь свой собственный верховный трибунал, своих государственных сановников, свое казначейство, свою монету, свое войско. В этом государстве должно было быть две академии с университетскими правами — в Киеве и другом месте, где окажется удобным, множество школ с свободным преподаванием и с совершенно вольным книгопечатанием. Весною 1659 года Юрий Немирич вместе с послами казацкими прибыл в Варшаву на Сейм, созванный для подтверждения Гадячского договора. Немирич произнес на Сейме большую речь, договор был утвержден. Король ласково принял его автора и, по ходатайству Выговского, назначил Юрия Немирича канцлером нового государства.

Но озаривший бедного Лютора блеск был только кратким сиянием падающей звезды. Не успел Немирич вернуться в созданное им государство, как новоявленные граждане этого последнего, дорогие, значит, соотечественники, взбунтовались: они не желали никаких договоров с ляхами! Немирич был не только даровит, он был мужествен. Он попытался усмирить восстание. Его окружили под селом Свидовцы (Черниговской губ., Козелецкого уезда) и изрубили в куски.

Sic transit gloria mundi[104]… Но разметанные в XVII столетии куски Немиричева несчастного тела как будто проявляют в наше время какое-то шевеление. Не хотят ли они воссоединиться, чтобы его образ восстановился перед нашими духовными глазами? Немиричу есть что сказать — нам, южноруссам XX века.

* * *

По другим причинам, но в гораздо большей степени, и нам нестерпим воздух современной нам Москвы, этой «Черной Вежи», la sepultura degli vivi[105], этого «Гроба живых» — так называлась одна страшная тюрьма во времена Юрия Немирича. Это сближает нас с автором Гадячского договора.

Как и Немирич, мы готовы искать союза с лютором, готовы искать сближения с Европой. Но для чего? Вот тут мы расходимся с нашим Лютором.

Для него его Гадачский договор был действие окончательное. Создание самобытного государства, в союзе с Польшей пребывающего, для него — самоцель. Для нас аналогичный акт был бы только этапом. Под водительством Св. Михаила, патрона южной Руси, вырвать Киевщину из объятий той Москвы, где повержен Св. Георгий, а властвует Змий, не может быть для нас конечной целью; ибо последнее наше устремление —

Ein Volk! Ein Reich! Ein Fiihrer!

Мы хотели бы в союзе с Западом, который еще раз показал себя не гнилым, а просвещенным, свернуть ориентальную башку Чингисхану наших дней, принявшему личину Сталина.

* * *

Но как обеспечить себя от того, чтобы наши западные союзники, кто бы они ни были, не свернули на пути, ими, впрочем, уже испробованные? Польша, Швеция, Австрия, Германия в своем Drang nach Osten[106], в разное время, применяли римский принцип divide et impere[107]. Но эта тактика, удававшаяся Риму в отношении многих народов, дота подражателей, по крайней мере в отношении русского народа, оказывалась неизменно неблагоприятной. Видимо, мойра была против этого метода; во всяком случае, Судьба методично разрушала самые хитрые сплетения ума человеческого. Может быть, поэтому лучше было бы ныне применить другой принцип, гласящий:

— Не рой другому яму…

На этом пути нам снова приходит на помощь наш враг и друг, трагический Лютор. Не столько, впрочем, он сам, как его терминология, отражавшая народное самосознание его эпохи.

* * *

Мы умышленно до сих пор не говорили о том, под каким именем Юрий Немирич создал свою кратковременную державу. Мы предоставили самостийникам и халатникам думать, что это государство, самобытное, в союзе с Польшей, без всякого сомнения должно было носить излюбленное в наши дни, «такое удобное» во всех смыслах имя «Украины».

Увы, это не так…

Так говорил Александр Блок. Известно, что поэтическое произведение тем лучше, чем смысл его туманнее. Александр Блок не очень понимал, о чем его «смертельная мечта», но зато Александр Шульгин, мой двоюродный племянник, очень хорошо знает (хотя и молчит об этом) то, что Василий Шульгин ему сейчас напомнит.

Юрий Немирич, один из образованнейших людей своего времени, равно как и гетман казацкий Иван Выговский, не назвали свое государство Украиной; называться Пограничьем эти государственные люди считали бы зазорным для территории, которая от века почиталась колыбелью Руси, дота страны, «откуда Русская Земля пошла стала есть». Во всяком случае, новую державу они назвали ее старым историческим именем, и это имя:

«Великое Княжество Русское»[108].

Под этим именем новое государство было утверждено Польским Сеймом и польским королем. Впрочем, дота последнего в этом не было никакой новины; с тех пор, как южно-русские земли вошли в состав Польско-Литовского государства, польский король, уже столетия, носил титул:

«Великий Князь Русский».

* * *

— Неужели это так важно? — спросят.

Важно ли это? Мы это сейчас проверим.

Прежде всего мы спросим Александра Шульгина (а он был большим сановником «Украины» и при Петлюре, и при Скоропадском), соблаговолит ли добродий быть канцлером Великого Княжества Русского, если бы таковое в наши дни было восстановлено?

В ответе можно не сомневаться. И даже за канцлерство Александр Шульгин не согласится расстаться с украинским именем. Почему же для Василия Шульгина имя русское должно быть quantité négligeable[109]?

В начале бе Слово… За словами Украина и Великое Княжество Русское скрываются два разных пути. Украина есть средство и способ навеки отделиться от остального русского народа. Великое Княжество Русское есть путь к будущему… аншлуссу.