Париж - Эдвард Резерфорд

Клэр виделась с ним еще раз в конце июня. Она договорилась встретиться с ним и четой Хемингуэй ранним вечером в большом кафе «Дом», где в те годы собирались все художники и писатели.

– Сюда даже Ленин заходил, когда жил в Париже, – поведала она Фрэнку. – Это мне дядя Марк рассказывал.

Вечер получился очень приятным. Хэдли Хемингуэй с гордостью сообщила, что Эрнест написал за этот год уже десяток рассказов, и потом тот повернулся к жене и спросил, видела ли она что-нибудь из работ Фрэнка. Фрэнк нахмурился, а она ответила, что не видела.

– Ты бы показал ей что-нибудь, – посоветовал Хемингуэй Фрэнку. – Она хороший судья.

Но Фрэнк, мрачный от охватившей его неловкости, сказал, что пока у него ничего стоящего нет и, возможно, никогда не будет.

– Тебе надо подольше задержаться в Париже, – сказала Хэдли. – Нам кажется, тебе подходит этот город.

– Да-да, – подхватил Хемингуэй.

– Не хотелось бы, чтобы ты исчез, как Джил, – сказала Хэдли.

– Кто такой Джил? – поинтересовалась Клэр.

– О, это один симпатичный американец, который, по нашему мнению, подавал большие надежды, – объяснила Хэдли. – Но потом он вдруг исчез, как будто его и не было. И ни слова не сказал.

– Со мной такого не случится, – пообещал Фрэнк.

После этого он проводил Клэр. По дороге Фрэнк рассказывал о своем доме в Америке, задавал всевозможные вопросы о «Жозефине» и о планах развития магазина. Вызывало у него интерес и то, чем занималась ее мать. И вообще, казалось, что Фрэнк очарован Мари. Потом он сказал, что часть августа намерен провести в Бретани. То есть она не ожидала увидеть его раньше сентября.

В третью неделю августа Марк, который на несколько дней покидал Фонтенбло ради дел в Париже, вернулся, но не один, а с Фрэнком.

– Я заглянул в кафе «Дом», чтобы встретиться с одним человеком, и увидел там Фрэнка. Конечно, я уговорил его поехать со мной в Фонтенбло.

Поскольку дом был полон гостей, Мари сказала Клэр, что ей придется уступить свою комнату американцу.

– Рядом с моей спальней есть небольшой будуар, – сказала она дочери. – Мы поставим там для тебя кровать.

Фрэнк немного смутился, поняв, что его приезд доставил всем неудобства, и особенно Клэр, но Мари заверила его, что это семейный дом и все привыкли находить в нем место для друзей.

– Для тебя это уникальная возможность, – заявил Фрэнку Марк. – Здесь ты погружен в жизнь большой французской семьи, и мы сделаем тебя настоящим французом. Лучшим, чем был твой отец.

Каждое утро в течение часа Клэр учила его французскому. Следующий час он проводил с Мари. Она могла повести его на кухню, чтобы показать, как готовятся те или иные блюда. Или брала с собой на рынок закупать продукты. Другими словами, привлекала его к тем делам, которыми занималась в данный момент сама, и сопровождала их совместную деятельность комментариями. А Марк водил Фрэнка и заодно всех желающих к старому замку или в деревню Барбизон; в ненастную погоду он показывал американцу книги в маленькой библиотеке и рассказывал об истории и культуре Франции. Через десять дней такого режима Фрэнк выучил поразительно много. Как-то раз за обедом он признался, что до сих пор не представляет себе структуры Парижа. У каждого из сидевших за столом нашлось что сказать ему на эту тему.

– Прежде всего, – первым взял слово Марк, – ты должен понять, как Париж вырос в средневековый город из скромного римского поселения. – Он объяснил, как расширялся город (словно растущее яйцо, предложил Марк сравнение) и как каждая новая крепостная стена захватывала все больше и больше пригородов. – Поэтому у нас есть, к примеру, древний остров Сите и холм Святой Женевьевы, где расположен университет, – когда-то там был римский форум и термы. На другом берегу находится Тампль, в свое время бывший предместьем, где жили тамплиеры, а рядом – квартал Марэ, названный так, потому что вырос на месте болот. Большинство других кварталов сохраняют названия бывших деревень или церквей, и каждый обладает неповторимым характером. Хотя надо заметить, что маленькие районы практически исчезли, когда в прошлом столетии барон Осман сносил старые постройки.

– Но как образованы городские округа? – спросил Фрэнк. – Я никак не могу с ними разобраться. Они пронумерованы, но, как я понял, не один раз. И у каждого округа есть своя репутация, правильно?

Марк кивнул старшему сыну Жерара, молодому Жюлю.

– Если быть точными, – заговорил Жюль, – то вскоре после революции на двенадцать округов разделили внутренние части Парижа, и иногда их до сих пор называют старыми округами. Но в шестидесятом году прошлого века уже весь Париж разделили на двадцать округов. Они начинаются с территории вокруг Лувра и западной части Сите: это Первый округ. Затем нумерация идет спиралью по часовой стрелке. Первые четыре округа находятся на правом берегу. В Третий округ попал Тампль, Марэ по большей части в Четвертом. Чтобы попасть в Пятый округ, где находится Латинский квартал, мы переходим Сену. Там же Шестой с Люксембургским садом и Седьмой – этот округ немного холодноват, но богат и включает в себя Дом инвалидов и Эйфелеву башню. Снова пересекаем реку и оказываемся на огромной территории, которая в направлении юг – север простирается от набережных до парка Монсо, а в направлении запад – восток от Триумфальной арки через Елисейские Поля к церкви Мадлен и Опере. Все это Восьмой округ, здесь живут высшие слои общества. И потом мы начинаем новый круг. Округа с Девятого по Двенадцатый расположены на правом берегу, и Двенадцатый округ начинается от Бастилии, идет вдоль улицы Фобур-Сент-Антуан до старых Венсенских ворот. Дальше по левому берегу идут округа Тринадцатый, Четырнадцатый, который охватывает Монпарнас, и Пятнадцатый. Наконец возвращаемся опять на правый берег к последним пяти округам. Шестнадцатый очень длинный и идет вдоль западной границы города, захватывая Триумфальную арку и авеню Гранд-Арме. Сразу за ней лежит Булонский лес. Шестнадцатый округ – это и старые деревни, как Пасси, где жил Бен Франклин, и авеню Виктора Гюго. Он считается модным и интернациональным. Выше, на северо-западной окраине города, находится Семнадцатый округ, к которому относится бывшая деревня Нейи. Нейи – престижная местность, а весь Семнадцатый – респектабельный, но малоинтересный.

– Семнадцатый не так уж плох, – возразила его мать.

– Только очень скучен, – шепнула Клэр на ухо Фрэнку.

– Про Восемнадцатый, – продолжал Жюль, – можно сказать, что он – вершина Парижа. Тут мы находим Клиши и Монмартр. Далее идет Девятнадцатый вдоль северо-восточной оконечности города и относящийся к нему парк Бют-Шомон, и вслед за ним Двадцатый – с рабочим районом Бельвиль и кладбищем Пер-Лашез.

– Хотя пожилые люди нечасто пользуются нумерацией округов, – подхватила Клэр, – все же на вопрос о месте жительства мы обычно говорим «в Пятом» или «в Шестнадцатом», если только это не какой-то знаменитый квартал или интересное место. Например, человек, живущий на холме возле Сакре-Кёр, может сказать, что он живет в Восемнадцатом округе, но, скорее всего, скажет, что на Монмартре. То же самое относится и к Монпарнасу, и к Сите или к Марэ.