📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгНаучная фантастикаГоды риса и соли - Ким Стэнли Робинсон

Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192
Перейти на страницу:

– Часть наших атомов может сделать это буквально, – предположил юноша.

– Совершенно верно. В бескрайней бесконечности атомы, бывшие частью наших тел лишь в течение короткого времени, будут двигаться дальше и войдут в состав новой жизни на земле или, возможно, на других планетах, в других галактиках. И мы рассеянно перевоплощаемся во вселенной.

– Но это не наше сознание, – упрямо возразила девушка.

– Не сознание и не самость. Эго, наши мысли, поток сознания, который никогда не удавалось передать ни тексту, ни образу, – нет.

– Но я не хочу, чтобы всё заканчивалось, – сказала она.

– Понимаю. Но ничего не поделать. Такова реальность, в которой мы родились. Наше нежелание её не изменит.

Юноша сказал:

– Будда говорит, что мы должны отказаться от наших желаний.

– Но это тоже желание! – воскликнула девушка.

– Мы никогда не отказываемся от них окончательно, – согласился Бао. – То, что предлагал Будда, невозможно. Желание – это жизнь, стремящаяся остаться жизнью. Все живые существа желают, бактерии чувствуют желание. Жизнь – это желание.

Молодые студенты задумались. Есть возраст, подумал Бао, вспоминая, есть такое время в твоей жизни, когда ты молод, всё кажется возможным и ты хочешь всего и сразу; ты просто разрываешься от желания. Ты занимаешься любовью всю ночь напролёт, потому что так сильно чего-то желаешь. Он сказал:

– Ещё один способ оживить идею реинкарнации – думать о виде как о едином организме. Организм выживает, и у него есть коллективное сознание самого себя – история, или язык, или извилистая лесенка, структурирующая наш мозг, – и тогда не имеет значения, что произойдёт с любой клеткой этого тела. На самом деле смерть клеток необходима, чтобы тело оставалось здоровым и продолжало жить, клетка должна освободить место для новых клеток. И если смотреть на это под таким углом, это может только усилить чувство солидарности и долга перед ближним. Становится ясно, что, если есть часть тела и она страдает, и в то же самое время другая часть командует рту смеяться и восклицать, что всё прекрасно, и танцует джигу, как потерянные христиане, когда с них слезала кожа, – этот человек-вид или вид «человек» безумен и не может бороться со своей собственной болезнью – смертью. В этом смысле больше людей может понять, что организм должен стараться поддерживать здоровье во всём теле.

Молодая женщина покачала головой.

– Но это тоже не реинкарнация. Это всё другое.

Бао пожал плечами и сдался.

– Знаю. Я знаю, что ты имеешь в виду; действительно, кажется, в нас должно быть что-то, что переживает нас. Я и сам что-то такое чувствовал. Однажды, у Золотых ворот… – он покачал головой. – Но узнать это невозможно. Реинкарнация – это история, которую мы рассказываем, пока, в конце концов, сама история не становится реинкарнацией.

Со временем Бао пришёл к пониманию того, что преподавание тоже было своего рода реинкарнацией, потому что шли годы, приходили и уходили ученики, вечно новые и вечно молодые, которые посещали одни и те же занятия; семинары под дубами реинкарнировали. Бао начал получать от этого удовольствие. Он начинал первый урок со слов: «Глядите-ка, мы снова здесь». Они никогда не понимали, что он имеет в виду; каждый раз одна и та же реакция.

Он узнал, например, что преподавание было наиболее скрупулёзной формой обучения. Бао стал учиться у своих учеников в большей степени, чем они у него; как это часто бывает, учёба оказалась прямо противоположна тому, чем она казалась, и колледжи существовали для того, чтобы объединять группы молодых людей, обучать избранных тому, что они уже знали о жизни, а старые учителя вот-вот могли позабыть. И Бао любил своих учеников и прилежно за ними наблюдал. Большинство из них, как выяснилось, верили в реинкарнацию: это им прививали в семьях, даже когда за этим не стояло чёткой религиозной подоплёки. Это была часть культуры, идея, к которой они постоянно возвращались. Они вновь подняли эту тему, и Бао говорил с ними о реинкарнации в диалоге, который повторялся многократно. Ученики постепенно пополняли его внутренний список реальных путей реинкарнации: ты можешь вернуться новой жизнью, разные периоды твоей жизни уже были кармическими перевоплощениями, каждое утро ты заново приходишь в сознание и, таким образом, каждый день перевоплощаешься в новую жизнь.

Бао это всё нравилось. Последнее он старался исповедовать в своей повседневной жизни: любоваться садом по утрам, как будто видел его впервые в жизни, удивляясь необычности и красоте. На занятиях старался говорить об истории каждый раз по-новому, заново всё осмысливая, не позволяя себе говорить то, что уже когда-либо говорил ранее; было трудно, но интересно. Однажды в одной из обычных классных комнат (была зима, шёл дождь) он сказал:

– Труднее всего уловить повседневность. То, что редко попадает в летописи или даже запоминается теми, кто её создаёт, – что вы делали в те дни, когда занимались обычными делами, что чувствовали в процессе, пусть с вариациями, снова и снова, пока не прошли годы? История повторений, или почти повторений. Другими словами, не то, что можно запросто зашифровать в сюжетном механизме, не дхарма и не хаос, и даже не трагедия и не комедия. Просто… привычка.

Один серьёзный молодой человек с густыми чёрными бровями ответил, как бы противореча ему:

– Всё случается лишь однажды!

И это тоже он должен был помнить. Не было никаких сомнений, что это правда. Всё случается лишь однажды!

И вот однажды настал особенный день: первый день весны, первый день 87 года, день праздника, первое утро этой жизни, первый год этого мира; и они с Гао встали рано, и Бао пошёл с другими прятать крашеные яйца и завёрнутые конфеты в траве на лужайке, на поляне и на берегу ручья. Таков был ритуал в их посёлке: каждый Новый год взрослые выходили на улицу и прятали яйца, покрашенные накануне, и конфеты, завёрнутые в яркую обёртку из фольги, и в назначенный утренний час все соседские дети выходили на поиски с корзинами в руках, старшие бежали вперёд, набрасываясь на находки и складывая их в корзины, а младшие мечтательно бродили от одного великого открытия к другому. Бао научился любить утро, особенно прогулки вниз по течению ручья к месту встречи с учениками, после того как все яйца и конфеты были спрятаны: он прогуливался по высокой мокрой траве, иногда снимая очки, так что настоящие цветы и их чистые цвета смешивались с искусственными цветами яиц и конфетных обёрток: и луг, и берег становились похожими на рисунок или сон, галлюцинацию луга и берега, такую красочную и такую диковинную, что никакая природа на такое не способна, и все эти краски пестрели в повсеместной буйной зелени.

И вот он снова пошёл по тропинке, какой ходил уже много лет, и небо над ним было совершенно голубым, как ещё одно раскрашенное яйцо. В воздухе витала прохлада, на траве лежала тяжёлая роса. Ноги у него промокли. Мелькнувшие обёртки от конфет вспыхнули на периферии зрения, циановые и фуксиевые, лимонные и медные; даже более блестящие, чем в предыдущие годы, подумал он. Высоко бежал Пута-Крик, обрушиваясь на лососёвые плотины. Лань и оленёнок замерли рядышком, как статуи, и смотрели, как он проходит мимо.

1 ... 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?