Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– Как вы сами сказали, – любезно заметил Гарри, – вы не понимаете.

– Вы считаете себя самым умным, – вмешалась Фрида. – Я права?

– А я-то думал, когда же ты заговоришь!

– Вы с Тессой считаете, что вам нет равных, поэтому полагаете, что неуязвимы.

– По себе судишь?

– И вы к тому же высокомерны.

– Я не был высокомерен по отношению к тебе, верно? На наших маленьких свиданиях? – Он насмешливо приподнял брови.

– Наши свидания? – Фрида окинула его задумчивым взглядом. – А хотите знать, что я о них думала? Я ходила на свидания с другими мужчинами, и иногда они были интересными, иногда неловкими, а иногда многообещающими. В наших свиданиях не было ничего. Они походили на спектакль. За словами ничего не было.

– Да пошла ты! Ты не будешь такой спокойной, когда все выплывет. Тебе нравится держать все в тайне, но мне кое-что известно, Фрида. Ты удивишься, что мне известно. – Он наклонился к ней. – Я знаю о твоей семье, твоем отце, твоем прошлом.

Карлссон поднялся так резко, что стул проехал по полу.

– Как должен был сказать ваш адвокат, допрос окончен.

Он выключил магнитофон, подошел к двери и придержал ее для Фриды.

– Спасибо, – поблагодарила она и в последний раз посмотрела на Гарри. – Вы назвали его Бобом, – неожиданно сказала она.

– Что?

– Вы спросили меня о Бобе Пуле, когда мы сидели в пабе. Это было глупо с вашей стороны, согласны? После этого я уже не сомневалась. Одно слово, Гарри. Только одно.

И она вышла из комнаты, гордо подняв голову.

– Все нормально? – заботливо поинтересовался Карлссон.

– Все хорошо.

– То, что он говорил о…

– Я ведь сказала, что все хорошо. Все нормально. Все закончилось.

– Вы уверены?

– Но есть еще кое-что.

– Продолжайте.

– Дин Рив. Выслушайте меня. Я знаю: он жив. Иногда мне кажется, что я его чувствую. И не могу избавиться от ощущения, что я в опасности.

Она не вернулась в больницу, а села на автобус до Белсайз-парка, а оттуда пошла пешком к пустоши. После долгой зимней темноты и неослабевающих морозов наступил приход весны: она ощущалась в неожиданно теплом воздухе, в появляющихся повсюду нарциссах. На конских каштанах только-только начинали лопаться липкие почки. На смену льду и мраку придут благоухающие дни, долгие теплые вечера и нежные утренние часы.

Она нажала на кнопку звонка, подождала, затем нажала еще раз.

– Кто там? – спросил сердитый голос из динамика домофона.

– Доктор Берримен? Это Фрида Кляйн.

– Сегодня воскресенье. Вы что, никогда не затрудняете себя тем, чтобы позвонить заранее?

– Я могу поговорить с вами минутку?

– Вы уже со мной говорите.

– Не так. Лицом к лицу.

Раздался преувеличенно тяжкий вздох, и он впустил ее. Фрида поднялась по лестнице на верхний этаж, где Берримен ждал у открытой двери.

– Я играл на фортепьяно, – заявил он.

– И как успехи?

– Не очень хорошие.

– Я пришла в связи с Мишель Дойс.

– Она все еще жива?

– Да.

– Есть изменения?

– Да. Мы с вами должны побеспокоиться о том, чтобы ее перевели в более подходящее учреждение, где о ней будут должным образом заботиться, где она сможет жить в окружении любимых вещей.

– Мы?

– Да.

– Почему?

– Не потому, что у нее синдром Капграса и она любопытный случай, а потому что она несчастна и мы несем за нее ответственность.

– Правда?

– Да, правда, – кивнула Фрида. – Ведь именно вы принесли ей медвежонка, не так ли?

– Я не знаю, о чем вы.

– Розового, с сердечком на груди.

– В магазине был отвратительный ассортимент.

– Не волнуйтесь, я никому не скажу. Вы даже не представляете, сколько проблем он вызвал, – добавила Фрида. – Но вы совершили добрый поступок. И в некотором смысле оказали помощь.

Когда она уже спускалась по лестнице, за ее спиной раздались звуки музыки Шопена – в отвратительном исполнении.

– Видел сегодняшние новости? – спросила Иветта у Мюнстера. – Финансирование полиции сокращают на двадцать пять процентов. Как, черт возьми, мы должны укладываться в оставшуюся сумму? Похоже, через полгода я буду работать в «Макдоналдсе». Это если повезет.

– Все дело в рентабельности, – возразил Мюнстер. – Сократят бюрократов. Профильных услуг это не коснется.

– Черта с два! – возразила Иветта. – Бюрократ – это я, когда сижу здесь и пытаюсь подготовить дело для отправки в суд. Как они собираются их сократить? Именно для этого сюда прислали полного идиота Джека Ньютона, верно? Он ищет, кого можно сократить. Где он, кстати?

– Наверное, отчет пишет, как и мы. Раз уж речь пошла об отчете, как мы объясним в нем картины?

– Вот блин! – вздохнула Иветта. – Я-то надеялась, что они достанутся кому-нибудь другому. Это как… ну, не знаю… как со старым свитером: пара ниток выскочила, ты их отрываешь и думаешь, что все путем, но тут почему-то распускается рукав. Чего я никак не могу понять… Вот, к примеру, ты кого-то убил, перед носом у тебя болтается повешенный труп, а ты начинаешь менять местами картины на стене? И двигать мебель? Это что, какая-то сумасшедшая теория Фриды Кляйн? Почему они не остановились на двух картинах? Взяли бы большую, чтобы закрыть пятно, передвинули мебель. Заменили самую маленькую картинку той, которую принесли. Разве так не проще?

– Наверняка есть какая-то причина, только я никак не могу сообразить, какая именно.

В комнату вошел Карлссон, за ним Фрида.

– Все нормально? – спросил Карлссон.

– Мы говорили о картинах, – ответила Иветта. – Для отчета. Мы не можем разобраться, что к чему.

– Фрида? – Карлссон повернулся к ней.

Фрида на минуту задумалась. Иветта заметила, что у нее усталый вид и темные круги под глазами.

– Итак, – начала она, – шесть картин разного размера. Пул убрал четвертую по величине под кровать и заменил ее той, которую взял у Тессы Уэллс, той, которую он отдал Джанет Феррис и которую она потом вернула. – Она легонько вздохнула. – Бедняжка! Иногда я думаю, что именно старание людей все сделать правильно их и губит. Ну да ладно. Представьте себе место преступления. Тесса и Гарри Уэллсы убили ее. Картина, которую они принесли, слишком маленькая и не закрывает пятно, но она закроет пятно за предпоследней по размеру картиной. Вторая картина закроет место, где висела самая маленькая. Все равно остается незакрытое пятно, и они закрывают его следующей самой большой картиной, так что им приходится передвигать каждую картину, чтобы закрыть меньшее пятно. В результате у них остается одно большое пятно, и они закрывают его, придвинув к нему комод и повесив на пятно маленькую картину, которую они забирают вместе с картиной Тессы.