Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

— Люджан!

Военачальник шагнул вперед. Его волосы влажными прядями прилипли к вискам; рука покоилась на эфесе меча.

Верный своему обыкновению сглаживать остроту трудных минут дерзкими или двусмысленными шутками, бравый офицер с комической гримасой уличного приставалы заверил «клиентку»:

— Госпожа, услада взора, ты только открой свое желание, а уж мы не оплошаем.

Мара подавила смешок, больше похожий на рыдание.

— Я требую невозможного, солдат. — Она заставила себя улыбнуться. — Хотя, боги свидетели, ты уже совершил такое в круге поединка в Чаккахе. — Продолжать было трудно, но Мара овладела собой:

— Военачальник, я приказываю, чтобы ты принял командование над южной армией. Если войско Анасати попытается перестроиться и двинуться на север, восток или запад — ты бросишь в бой весь наш гарнизон, но не дашь уйти отрядам властителя Джиро. Сражайся до последнего; не допусти, чтобы они соединились со своим господином в Священном Городе. Когда явятся Черные Хламиды, чтобы тебя покарать, уклоняйся от вспышки их гнева любым способом.

Она остановилась. Понадобилась вся сила ее воли, чтобы сохранить самообладание.

— Люджан, я прошу тебя, чтобы ты пожертвовал жизнями воинов Акомы, всех до единого, прежде чем разрешишь армии Джиро хотя бы на шаг приблизиться к Кентосани.

Люджан отсалютовал, ударив кулаком в грудь.

— Властительница Мара, вот моя торжественная клятва. Либо твоя армия одержит верх, либо я устрою такой ближний бой, что черноризцам придется уничтожить нас всех — и Анасати, и Акому. — Он быстро поклонился и выпрямился. — Во имя твоей чести, госпожа.

Затем он сделал шаг и его поглотила ночь. «Если Люджан останется в живых и мы снова встретимся, — пообещала себе Мара, — я так награжу его, что ему и не снилось». Однако вознести благодарственную молитву каждый из них когда-нибудь сможет лишь при одном условии: если Джастин займет золотой трон. Даже если Акома победит, Люджан может остаться без награды: ведь из тех, кто когда-либо оказал неповиновение Ассамблее, не выжил ни один. Мара подняла голову и задала вопрос, который должна была задать:

— Кейок, мой верный на все времена друг и наставник, видится ли тебе иной выход?

Воин, тяжело израненный на полях сражений, ответил твердо:

— Нет, дитя моего сердца. Отдать судьбу твоего сына в руки врага — значит отдать все. Если Джиро взойдет на золотой трон, наши жизни и честь Акомы обратятся в прах. Впрочем, может быть, до этого дело и не дойдет, потому что к тому времени нас испепелит Ассамблея? — Он улыбнулся, как улыбаются только солдаты, видевшие смерть лицом к лицу. — Если же мы умрем с честью, то войдем в историю как единственный дом, пожелавший бросить вызов Всемогущим. Тут не может быть среднего пути.

Мара смотрела прямо перед собой. Другого выхода не существовало. Отступать было некуда. Следовало отдать последний приказ, самый для нее трудный.

— Кейок, Инкомо! — Ее голос дрогнул. — Отсюда наши пути должны разойтись. Вам надлежит идти с паланкином и охраной. Держите путь на Кентосани и ведите себя так, как будто бы ничего из ряда вон выходящего не случилось. Кто-нибудь, возможно, сочтет эту миссию незначительной по сравнению с деянием, которое я поручила Люджану. Но по моему глубокому убеждению, ваша задача может оказаться самой важной из всех. О том, что меня нет в паланкине, черноризцы не должны догадаться до самого последнего мгновения. Ваши жизни драгоценны не только для меня, но и для всего рода Акома. Но властительница моего ранга не может отправиться для встречи с магами в Священный Город без наиболее уважаемых своих сподвижников. Ваше присутствие необходимо, чтобы сохранять надлежащую видимость. От этого зависит, есть ли у нас надежда спасти Касуму и Джастина.

— Мараанни, — Кейок назвал ее ласковым именем, к которому она привыкла в детстве, — оставь свои страхи. Что до меня, я — старик. Друзья моей юности, почти все, переселились в чертоги Туракаму, и, если боги будут ко мне милостивы и исполнят самое заветное мое желание, я просил бы их о том, чтобы встретить Красного бога на много лет раньше, чем ты. — Кейок замолчал, но затем, словно что-то припомнив, улыбнулся. — Госпожа, я хотел бы, чтобы ты знала вот что. Ты открыла мне истинный смысл жизни воина. Каждый может погибнуть сражаясь с врагами. Но настоящее испытание чести для мужчины — это жить. За плечами у меня долгая жизнь и немало дел, за которые не приходится стыдиться. Но понадобился пост советника, которым ты меня удостоила, чтобы я осознал подлинную суть содеянного. — Глаза Кейока подозрительно блестели, когда он обратился к властительнице с последней просьбой:

— Госпожа, с твоего разрешения, я хотел бы помочь Сарику выбрать десять воинов, которые будут сопровождать тебя в броске на Кентосани.

Не в силах произнести ни слова, Мара молча склонила голову. Кейок пошарил среди подушек в поисках своего костыля, нашел его и встал. Затем резко шагнул в темноту, прямой, как в юности, и побуждаемый той же преданностью, которая вела его в сражениях. Когда Мара наконец собралась с духом и подняла голову, он уже скрылся из виду, но его голос был слышен: старый воин требовал, чтобы ему дали меч и шлем из походного запаса оружия.

— Черт подери!.. — огрызнулся он, использовав для этого мидкемийское ругательство, когда кто-то доложил, что он должен путешествовать в паланкине с почетом и удобством. — Я пойду пешком и с оружием, и каждый, кто осмелится предложить мне иное, может скрестить со мной меч, если не боится быть побитым!

Мара хмыкнула. Только двое оставались в ее внутреннем круге: гонец Аракаси — по существу, совсем чужой — и Инкомо, которого она не успела узнать так же хорошо, как других, дольше носивших цвета Акомы. Узкоплечий, сутулый старый советник успел послужить на своем веку двум домам и уцелел при гибели рода Минванаби. Он заговорил, и его слова прозвучали необычайно сильно:

— Госпожа Мара, знай, что ты завоевала мою любовь и уважение. Сейчас мы расстаемся, и все, что я могу оставить тебе на прощание, — это мой скромный совет. Я призываю тебя, ради Блага Империи, которую мы оба чтим: не изменяй своим целям. Ты должна завладеть золотым троном раньше Джиро, и будь уверена, что в глазах всего народа правота на твоей стороне. — Он застенчиво улыбнулся. — Я, некогда верно служивший твоему заклятому врагу, на службе у тебя снискал больше чести и радости, чем в самых смелых мечтах. Исполняя приказы властителей Минванаби, я делал это из чувства долга и во имя чести их дома. Если бы Тасайо был повержен любым другим правителем, я бы умер рабом, так что я не понаслышке знаю цену твоим принципам. Перемены, ради которых ты трудишься, благотворны. Сделай Джастина Императором и правь справедливо и мудро.

Несколько смущенный тем, что позволил себе такое открытое проявление чувств, Инкомо поднялся на ноги. Он низко поклонился и, благодарно улыбнувшись, поспешил прочь — дать Сарику последний совет, хоть это, быть может, и не требовалось.

Мара опять сглотнула ком в горле. Она перевела взгляд на посланца Аракаси; гонец, казалось, так устал, что готов вот-вот заснуть сидя. Жалко было вырывать его из дремоты, но у Мары не было времени дожидаться, когда он очнется сам. Она мягко спросила: