Ковчег спасения - Аластер Рейнольдс

– Прямое попадание?

– Да!

– Не может быть. Если бы взорвались сочленительские двигатели, я бы увидела вспышку.

– Попадание есть, но не фатальное.

Вольевой удалось вывести изображение «Света Зодиака» на панель управления шаттла, а оттуда транслировать на визор скафандра. Она жадно рассматривала повреждения чужого звездолета. Пучок прошел сквозь него, как разогретый нож сквозь масло, отсек переднюю треть. Иглоподобный нос, блестя на разрезе армированным льдом покрытия, медленно отваливался от большей части корпуса, будто в жуткой замедленной съемке рушился шпиль. Разрез еще ярко светился алым. Страшное в своей красоте зрелище! Вольева давно не видела ничего подобного. Жаль, что нельзя полюбоваться собственными глазами.

Шаттл вдруг дернуло в сторону. Вольеву швырнуло о стену – триумвир не успела пристегнуться. Что произошло? Очнулась пушка, принялась разворачиваться и толкнула? Илиа выпрямилась, повернулась у иллюминатору. Нет, Семнадцатый ориентирован так же, как и в момент выстрела.

Снова шаттл дернулся, но теперь сквозь проводящие колебания перчатки триумвир ощутила резкое трение металла о металл. Похоже, к шаттлу пришвартовалось чужое судно.

Не успела она подумать об этом, как в открытом шлюзовом люке показалась фигура в скафандре. Вольева обругала себя – надо было закрыть! Но ее скафандр создавал иллюзию безопасности, давал силу – вот она и утратила осторожность. Вот и не подумала. Следовало помнить о возможности абордажа, а не радоваться новым силам. Нипочем бы не совершила такую глупость, будучи здоровой. Но теперь уже можно допустить пару ошибок в игре, результата они не изменят. Ведь триумвир победила, выведя из строя противника. Части рассеченного корабля разлетались в стороны, волоча шлейфы обломков и прочего мусора.

В шлеме зажужжал голос пришельца:

– Триумвир?

Она рассмотрела скафандр незваного гостя: какая странная броня, нагромождение люминесцентно-ярких участков и зеркальных поверхностей.

– Да, вы имеете честь общаться с триумвиром.

Пришелец нацелил оружие с широким раструбом. За спиной первого абордажника в кабину втиснулись еще двое, с такой же экипировкой. Первый поднял бронированный лицевой щиток. За толстым темным стеклом угадывались черты гиперсвиньи.

– Меня зовут Скорпион, – проинформировал первый гость. – Я готов принять вашу капитуляцию.

Она удивленно хохотнула:

– Капитуляцию?

– Да.

– Скорпион, вам стоит выглянуть в иллюминатор.

С минуту абордажники совещались между собой и наконец поняли, что́ случилось со «Светом Зодиака». Ствол чуть опустился, в глазах Скорпиона мелькнуло сомнение.

– Но тем не менее вы у нас в плену, – сказал он, но уже с меньшей уверенностью.

Вольева снисходительно улыбнулась:

– Как интересно! И где же будем проводить церемонию капитуляции? На вашем корабле или на моем?

– И это весь выбор, который мне доступен? Что же получается? Если мы выиграем, разобьем волков, то по большому счету ничего не добьемся? Значит, ради сохранения жизни в далеком будущем сейчас надо поднять лапки кверху и покорно сдохнуть?

– Клавэйн, я не знаю.

– Твое видéние может оказаться ложью. Пропагандой волков, самооправдательной риторикой. Что, если никакой высшей цели у них нет и разум они уничтожают просто потому, что им это нравится? И даже если показанное ими будущее – не выдумка, правыми это их не делает. История полна гнуснейших зверств, совершенных ради высшего блага, ради утопической мечты. Нельзя истреблять миллиарды разумных существ, сколь бы страшной ни казалась альтернатива истреблению.

– Клавэйн, ты теперь знаешь, что это за альтернатива. Полное вымирание разума.

– Да-да, так утверждают волки. Но так ли все просто с их альтернативами? Если они говорят правду, значит их влияние исказило всю историю Галактики. Мы уже не узнаем, что могло случиться, не выступи волки самовольными спасителями жизни от катастрофы. Их эксперимент исказил наблюдаемую реальность. А сейчас нельзя не учитывать новый фактор: слабость волков, их медленное угасание. Фелка, ты не думала, что в самом начале, в незапамятные времена, они могли стать заботливыми пастухами, а не жестокими браконьерами? Может, в этом и заключается причина неизбежного провала: волки продолжают следовать установленным для них правилам, но проявляют все меньше мудрости и все больше жестокости. Осторожное сдерживание переросло в геноцид. Великодушное правление стало слепой тиранией; властители заботятся лишь о самосохранении. Фелка, подумай хорошенько. Возможно, у волков есть разумная причина, но это не значит, что их действия правильны.

– Я лишь описала то, что мне показали. Не отбирала факты, ничего не скрывала и не приукрашивала. И не мне решать, как тебе лучше поступить.

– Я понимаю и не виню тебя.

– Так что же ты собираешься делать?

Он подумал о жестоком выборе, вставшем перед ним: или бесконечные войны, раздирающие Галактику, – или миллиарды лет полной безмятежной тишины. Подумал о множестве планет и спутников, о звездах, чьи рождение и смерть не будут замечены ни одним разумным существом. О кромешной бессмысленной тьме до скончания времен, о ледяной вечности, не потревоженной ни единой искоркой мысли. И о машинах, еще бороздящих черную пустыню, собирающих и анализирующих данные – но без малейшего проблеска чувств: радости, любви, сочувствия, боли. Всего лишь добыча, обработка и складирование бесполезной информации. И так до тех пор, пока в последнем функционирующем контуре не рассеется последний поток электронов, оборвав на полдороге завершающую программную процедуру.

Да, такой вот безнадежный антропоморфизм. Ведь это всего лишь местная трагедия, сугубо локальная, касающаяся одной группы галактик. А в сотнях миллионов световых лет есть и другие группы, в десятках галактик, связанных во тьме гравитацией. Конечно, по человеческим меркам они невообразимо далеки, но ведь они существуют. Оттуда не поступают осмысленные сигналы, но это не значит, что там отсутствует разумная жизнь. Возможно, обитатели этих галактик давно поняли, что подавать голос опасно для жизни. История разумных рас Млечного Пути, наверное, лишь тонкая нить в бескрайнем гобелене, практически ничего не значащая, не влияющая никак на Вселенную. Слепо исполняя инструкции, полученные в далеком прошлом, волки способны подчистую уничтожить разум – или спасти толику его во время катастрофы. Их действия могут оказаться по большому счету не играющими никакой роли. Не имеет значения гибель всего живого на затерянном в океане островке, когда материки изобилуют флорой и фауной.

А может, это как раз имеет значение? Может, это важнее всего?

Клавэйн вдруг увидел это с пронзительной, раздирающей сердце ясностью: важно сейчас только то, что сейчас и совершается. Значение имеет лишь сиюминутное человеческое выживание. Разум, смирившийся с близкой гибелью, недостоин спасения.