За чертой милосердия. Цена человеку - Дмитрий Яковлевич Гусаров

вернулся» и ничего больше.

— Но нужна же хоть какая-то подпись.

— Подпись? Пожалуйста. Везде пусть подпишет «Курганов». Вот адреса. Один, другой, третий. Всего пять. Вот деньги.

— Не знаю, примет ли у меня Верка такие телеграммы, — покачала головой Валя. — Нужно хотя бы переписать все это.

— Нет уж, пожалуйста, уговорите ее. А если нельзя — пусть перепишет. Только пусть обязательно сегодня отправит. Скажите, я очень просил. Договорились?

— Хорошо, — улыбнулась Валя.

— Большое спасибо. Скажите, что за мной подарок к ее свадьбе. Да и к вашей тоже! — уже из сеней крикнул Виктор и сбежал с крыльца.

«Теперь — скорее в школу, а потом — туда… Туда, гуда», — чуть не нараспев повторил он, поглядывая на едва пробивавшиеся сквозь тьму желтые пятнышки деревенских окон на другой стороне залива,

2

О приглашении гостей сам Павел узнал последним, когда тетя Фрося с покупками примчалась домой и заохала, заахала, не зная, за что наперед приняться.

— Пашенька, ты бы хоть помог чем. Люди придут, а у нас ничего не готово. Совестно будет.

— Какие люди! Что ты еще выдумала!

— А как же? Неужто не придут? Придут же люди с тобой повидаться? Неужто не надо их угостить? Тихон Захарович обещал быть.

— Ты что — никак гостей наприглашала?

Мать, сделав вид, что не заметила его недовольного лица, ласково заговорила:

— Зачем приглашать? Хороших людей и приглашать не надо. А если б и позвала, так что ж тут худого? Отчего же не посидеть, не выпить рюмочку ради праздника.

Павел все понял. Но спорить и ругаться было поздно. Он лишь мрачно усмехнулся:

— Не велико торжество. Не из экспедиции на полюс я вернулся… Нашла тоже праздник!

— Не совестно ль так тебе говорить, Пашенька? — обиделась мать, готовая вот-вот расплакаться. — Разве ж есть для меня другой такой праздник?! Нет и никогда не будет. Неужто ты мать не можешь уважить, хоть в такой-то день?

— Ладно, ладно, чего теперь говорить, — пробурчал Павел. — Чего делать-то надо? Да не гоношись ты! Подумаешь, велика важность — гости! Давай за водой схожу…

Когда Виктор пришел к Кочетыговым, никого из гостей, кроме Оли, еще не было. Тетя Фрося в огромной деревянной чаше размешивала винегрет, Оля перетирала старые с потемневшими ручками вилки, а принаряженный Павел, сидя на сундуке, листал забытую Кургановым книгу с таким видом, словно все происходящее в доме его совершенно не касалось.

Увидев Виктора, он неторопливо поднялся, пожал ему руку, даже сдержанно улыбнулся, но не произнес ни слова. Вероятно, и улыбнулся он лишь потому, что за ними наблюдали внимательные глаза Оли. Виктор не видел этого, и скупая улыбка Павла очень обрадовала его. Он разделся, вынул из кармана бутылку, поставил ее под лавку и прошел в передний угол.

— Леночка скоро ли придет? — ласково спросила тетя Фрося.

— Придет… Закончит уроки и придет.

Виктор присел на лавку рядом с Павлом и оглядел комнату.

Ничто в ней не изменилось за месяц, но знакомая, ставшая даже родной комната вызывала теперь тоскливое чувство. Как будто каждая вещь в ней смотрела на него с немым упреком: «Вот ты испугался, переехал, а делать этого совсем и не надо было…»

Павел молчал. Женщины занимались своим делом. Виктор достал коробку «Северной Пальмиры», распечатал ее, взял папироску и предложил Павлу. Тот оторвался от книги, помедлил, покосившись на этикетку, и все-таки принял угощение, с большим трудом выковырнув покалеченными пальцами папироску из плотно уложенной коробки.

— Мужики, никак дымить здесь собрались? — громко спросила Оля. — Шли б в другую комнату, там и чадили.

— Ишь ты какая неженка стала! — усмехнулся Павел.

— Пусть себе курят, чего ты? — вступилась тетя Фрося, но Павел первым поднялся и направился в комнату, где еще совсем недавно жили Виктор и Лена.

В опустевшей комнате было темно и прохладно. Они остановились у окна и напряженно курили, попеременно озаряя себя красноватым светом при затяжке.

— На лесопункт будешь устраиваться? — спросил Виктор, чувствуя, что Павел первым разговора не начнет.

— Нет, — резко отозвался тот.

— А чем заниматься думаешь?

— Не знаю… Там видно будет.

Загасив окурки, помолчали и, не сказав друг другу больше ни слова, вернулись в переднюю комнату, где все уже было готово и самовар весело тянул нескончаемую, уютную песню.

Вскоре раздался стук в дверь, и на пороге появилась счастливая улыбающаяся Лена.

— Вот и мы! Не опоздали? — весело спросила она и, обернувшись, позвала: — Анна Никитична, где ты там?

— Здесь я, здесь, — послышался из сеней знакомый голос, потом на свет вышла Рябова, тоже веселая, улыбающаяся. — Ну и темнотища у вас тут в деревне! И когда только Орлиев сюда электричество подведет? Где он? Ах, его нет. А то заставила бы платить за порванный капрон… Где тут воскресший из мертвых? Здравствуй, Павел! Здравствуй, тетя Фрося! Я, как всегда, незваная прихожу. У меня нюх такой — как где праздник, я тут как тут… Но сегодня не моя вина. Вот Елена Сергеевна пристала — пойдем да пойдем… Чего ж, думаю, стесняться? Такие дни не часто бывают. А Павел, думаю, не забыл, как я ему «двойки» ставила? Чего ты смеешься, или я неправду говорю? — повернулась она к Ольге.

— Конечно, неправду, — улыбнулась та.

— Это еще почему? Может, скажешь, что и тебе я «двоек» не ставила?

— Конечно, не ставила…

— Да вы что? Сговорились тут, что ли? — в удивлении развела руками Рябова. — Не хотите ли теперь сказать, что вы отличниками всегда были, а?

Павел неожиданно улыбнулся и глухо сказал:

— Вы нам не могли «двойки» ставить. Тогда «неуды» в ходу были…

— Вот именно! — закричала Оля и довольно захлопала в ладоши. — Молодец, Пашка!

— Так это ж еще хуже, чего вы радуетесь? — попробовала вывернуться Рябова. — У «двойки» хоть «единица» утешением служит, а у «неуда» и того нет… Вот всегда так, — обратилась Анна Никитична к тете Фросе. — Хотела людям хорошее сделать, а они норовят меня же и впросак посадить.

— Неужто и правда, Пашенька, ты «неуды» получал? — спросила тетя Фрося с таким искренним огорчением, что все дружно рассмеялись.

Минут десять подождали Орлиева. Но как только шумное настроение начало понемногу спадать, Анна Никитична вдруг спросила:

— Долго ль нас тут голодом морить собираются? Почему шестеро должны ждать седьмого?

— Садитесь, садитесь за стол, дорогие гости, — заторопилась тетя Фрося, хотя, видно, ей очень хотелось дождаться Тихона Захаровича. — Пашенька, приглашай, чего же ты! Анна Никитична, Оленька, Лена! Садитесь, где поудобней.

Гости сели первыми: Рябова и Оля на лавке у степы, Виктор и Лена на скамью напротив, оставив Павлу табуретку. Однако он,