Эксперимент - Дарина Грот

У нее был болевой шок, мозг старался защититься от боли и ненадолго отключил осознание реальности. Она вскочила на ноги и начала лупить вампира правой рукой по лицу, сопровождая процедуру дикими воплями и криками.

– Тсс…! – прошептал он и поймал ее руку. – Поехали к доктору, милая? А то ты скоро почувствуешь всю боль и сразу!

Левиафан отвез ее к травматологу, и всю дорогу до врача и до дома проклинал себя. Его тошнило от собственной выходки, необдуманной и зверской, но жестокий расчет присутствовал даже в моменты самоистязания.

«Главное не просить прощения, иначе бедная косточка пострадала зря. Не просить прощения, ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах. Но какой же я…Да я желаю об этом всеми своими фибрами! Все, если она меня доведет, самое большое, что я смогу ей сделать, так это легкий встряс, так, чтобы в чувства привести. Единственная женщина, которой я специально причинил боль, которая словно по цепочке передалась мне. А я вообще-то не собирался сегодня страдать. Но без хреновых чувств в этих отношениях, судя по всему, жить нельзя. Чертова зарядка для ее существования! Я действительно сошел с ума, что я натворил? Это же моя любимая женщина! А точно ли это женщина? Может это какая-нибудь тварь в женском обличие? Ни одно существо прекрасного пола не может быть такой, как Лилит. Да и плевать! Я не должен был так поступать, я подвел себя, предал. Она весит в три раза меньше, чем я, она слабее в двадцать раз, чем я. Она глупее в сто раз, чем я, и что я сделал? До чего я додумался? А думал ли я вообще? До какой же степени я себя унизил? Идиот, многовековой идиот! Подбить крылышко моей прекрасной птичке…Что это? Совесть? Лилит, ты пробудила во мне такого страшного монстра. Он спал в течение пяти веков, а потом появилась ты…И вот он проснулся, голодный, как черная дыра, и конечно же, жрать он может только меня, потому что живет во мне! Этого монстра зовут Совесть! А я-то думал, что он умер, а не уснул, наивный дурак. Вот ужас-то! Я способен все-таки причинить ей боль, но я не способен потом простить себя. Я даже никогда и не думал, что это вообще возможно, нарочно причинить боль любимой женщине…Но если подумать логически, за все, что она сделала мне, за все, что я натерпелся от нее, по-хорошему нужно было сломать ей шею, а не руку. Так что есть вероятность, что я поступил еще лояльно…Но это бред! Чушь! Это девушка, человек. А я вампир, сильнее, чем самый здоровый качек в мире и мужчина. Нет никакого равенства между нами. Этого нельзя было допускать! Вот она, заразная, мерзкая человеческая болезнь – нападай на слабого и хрупкого, и тебя начнут уважать! Только нет никакого уважения, сплошное презрение, и я его чувствую! Противно! И это уже второй раз. Первый перелом был за Мормо, но тогда я себя так не корил. Я потерял Мормо, а она – ничего…Я потерял рассудок, а она – ничего… Я потерял все, а она – ничего… Тогда я пытался обещать себе никогда больше не причинять ей боль, но ничего не вышло… Тогда я сломал руку и сломал сегодня, и потерял свое достоинство, а она – ничего…»

Левиафан взглянул в зеркало заднего вида. Лилит спала из-за успокоительных. И снова на ее груди висел платок, который поддерживал загипсованную руку. Девушка была прекрасна, даже с бинтом на руке, ее лицо было неотразимо, божественно прекрасно. Она была полностью расслаблена и Левиафан старался ехать аккуратнее, чтобы не дай бог, какая-нибудь внезапная кочка не пустила по ее нервам новый электрический импульс, провоцирующий боль.

27

Лилит открыла глаза только утром следующего дня. В комнате стоял невообразимый запах цветов. Ими пахло все, каждая мелочь, каждый уголок. Даже тело благоухало цветами. Лилит приподняла голову и ахнула. Вся комната была заставлена цветами. Разные цветы: желтые, красные, синие, каждый цветок пах по-своему особенно и неповторимо. В совокупности они составляли невообразимую линию аромата, приятную и нежную. Лилит улыбнулась и встала с кровати. Ей захотелось осмотреть каждый цветок, понюхать его и насладиться обилием красок. Она ходила среди них, и глаз радовался такому пышному разнообразию.

Лилит спустилась вниз. В гостиной было то же самое. Уже весь дом пропитался запахами. А посреди комнаты стоял Левиафан, в обнимку с огромной охапкой роз, и смотрел на девушку исподлобья виноватым взглядом. Лилит, разглядывая его лицо, не смогла не улыбнуться.

Она подошла близко-близко к нему. Никто не решался начать разговор первым, они просто молча стояли и смотрели друг на друга. Левиафан смущено прятался в розах, а Лилит скрывала довольную улыбку. Но скрывать истинные эмоции не получалось, тем более хорошие, и Левиафан, в конце концов, решил заговорить.

– Доброе утро! – он вел себя, как сильно провинившийся маленький ребенок.

– Привет! – улыбнулась Лилит.

На удивление у нее было потрясающие настроение, цветы все-таки произвели впечатление. Она бросила лукавый взгляд и села на диван, странно улыбаясь.

– Это тебе! – прошептал он, еще больше смущаясь, и положил цветы рядом с девушкой.

– Ты извиняешься? – удивленно вскинула бровями Лилит.

– Нет! Нет. Ни в коем случае. – Быстро ответил он, сохраняя идиотское выражение лица.

Лилит усмехнулась и опустила голову, рассматривая гипс на руке.

– Если тебе тяжело говорить, я скажу за тебя. Ладно, я сознаюсь честно – я это заслужила. Но понимаешь, этим ты меня не изменишь, это моя сущность, мой характер. Мне не нужны твои извинения, я не совсем еще законченная идиотка и все-таки кое-что понимаю. Я знаю, что ты не хотел ломать мои кости, но ты это сделал из принципа. Из такого же принципа, из которого поступаю всегда я. Мы чертовски с тобой принципиальны. Но иногда мы переходим прочерченную не понятно кем грань. И грань эта существует реально, и вчера ты ее не просто перешел, ты преодолел ее сразу на пару километров вперед. На мгновение тебе захотелось стать тираном, и ты это сделал. Я даже не злюсь на тебя, хоть рука и болит, и постоянно напоминает о твоих вчерашних глазах и твердом желании в них. Но это был всего лишь хорошо поставленный и разыгранный спектакль. И браво, Левиафан! Ты достоин аплодисментов, ты переступил через себя и хрустнул моими костями. И сейчас ты даже не хочешь рассказать мне о своем успехе. Но ты не переживай, я все видела и поняла. Только толку от этого нет никого. Зимой ты позволил мне начать игру в виде неуловимого мстителя и, можно сказать, мне это понравилось, и я не хочу меняться. Кость моя в этом случае пострадала напрасно. Но это было забавно…с одной стороны. А с другой, ты открыл мне глаза на свое понимание наших отношений. Ты боишься, что теряешь контроль над всем, что имеешь, и к тому же над самим собой. Ты знаешь, я сейчас чувствую себя тобой, потому что могу выловить каждую фальшивую нотку твоего страха из твоей гнусной душонки. И я понимаю, как это потрясающе ощущать вот этот вот страх. И ты боишься, что я теряю страх по отношению к тебе. Вчера мне была показана наглядная демонстрация того, что ты способен на все, на любой поступок, лишь бы только не утратить свой авторитет и силу надо мной. Спешу тебя успокоить, дорогой мой, у тебя еще полно власти надо мной, я все также боюсь тебя. Я боюсь, когда вижу хмурый взгляд. Боюсь, когда ярость мельтешит в твоих глазах со скоростью света. Боюсь, что твои клыки прокусят кожу, и ты не остановишься, лишив меня последней капли крови. Боюсь, что ты меня все-таки когда-нибудь убьешь. А еще я боюсь, что в один прекрасный момент я проснусь, а на столе будет прощальная записка. Боюсь, что ты исчезнешь так же неожиданно, как и появился. Боюсь, что когда-нибудь тебе все это надоест, и ты поставишь жирную точку на мне. Видишь, Левиафан, я много чего боюсь, и каждый страх связан с тобой. Тебе не обязательно ломать мне руки, чтобы заставить, что-то понять. Я и так все вижу и понимаю. Но еще раз повторю, если тебе со мной сложно, тогда уйди от меня, я не хочу меняться, я не буду меняться. И если ты уйдешь, мне будет ужасно больно, больнее, чем сломанная рука. Ты заберешь с собой кусок меня, причем очень большой. А я вряд ли кого еще смогу полюбить. Но если ты собираешься ломать мои кости, чтобы что-то подправить или поменять, или просто продемонстрировать или показать что-то, неважно, ты лучше, правда уходи. Потому что это самые бессмысленные поступки по отношению ко мне, но очень болезненные.