Море изобилия. Тетралогия - Юкио Мисима

Им предложили сесть на китайского типа стулья с ножками в форме львиных лап, покрытые золотом и киноварью.

В ожидании принцессы Хонда внимательно рассматривал внутреннее убранство дворца. Кроме тихих звуков бившейся где-то мухи ничего не было слышно.

Собственно в сам зал окна не выходили. По периметру зала шли арки с колоннами, поддерживавшие второй ярус, перед стоящим в центре троном спускался сверху массивный тяжелый занавес, над троном, на уровне второго яруса, висел портрет императора Чулалонгкорна. Коринфские колонны галереи были окрашены в зеленый цвет, каннелюры заполнены золотой краской, а в украшениях капителей традиционный античный мотив из листьев был заменен золотыми розами.

Внутри дворца тоже назойливо повторялся узор из роз. Перила второго яруса — золото в белой рамке — были покрыты резными позолоченными розами. И свисавшая в центре зала с высокого потолка громадная люстра тоже была увита белыми и золотыми розами. И разостланный под ногами алый ковер тоже был в розах.

И только пара огромных слоновых бивней, два белых лика молодого месяца, стоявших на страже по обеим сторонам трона, принадлежали к традиционным тайским украшениям, их чуть пожелтевшая, тщательно отполированная белизна выделялась из окружавшего трон полумрака.

Только отсюда, изнутри становилось понятным, что через французские окна виден сад перед дворцом. Окна, выходящие на задний двор, были отделены от зала колоннадой, открытые, они оказались на уровне груди. Легкий ветерок, скорее всего, залетал в зал из этих, обращенных к северу окон.

Хонда случайно перевел взгляд в их сторону и вздрогнул, заметив темную тень, опустившуюся на оконную раму. То был зеленый павлин. Павлин сел на подоконник и вытянул переливавшуюся зеленым золотом шею. Перья на голове, стоящие гордым хохолком, раскрылись подобно изящному вееру.

— Сколько они заставят нас ждать, — прошептал Хонда на ухо Хисикаве, устав от ожидания.

— Так происходит всегда. В этом нет никакого умысла. Заставить ждать — значит повысить свой авторитет, других намерений у них, пожалуй, нет. Вы, наверное, уже поняли, что в этой стране ни в каких делах нельзя спешить.

Рассказывают, что в царствование сына Чулалонгкорна, короля Вачиравуда, король ложился спать на утренней заре и просыпался после обеда, все погрузились в праздность и лень, день и ночь смешались, даже министры двора прибывали на государственную службу к четырем часам дня, а домой возвращались под утро. Но, может быть, в тропиках так и стоит делать. Красота здешних людей — это красота тропических фруктов, а фрукты должны зреть в неге, и здесь нет места трудолюбивым фруктам.

Чтобы отделаться от привычного многословия Хисикавы, которого не останавливало даже то, что он вынужден говорить шепотом, Хонда было отстранился, но не смог отвязаться от буквально залетавшего в уши запаха изо рта Хисикавы, хорошо, что тут опять появилась та же пожилая женщина и, сложив ладони, привлекла внимание ожидавших.

У окошка с павлином раздались сердитые возгласы, похоже, птицу прогоняли. Хлопая крыльями, павлин убрался с подоконника. В северной галерее Хонда увидел трех пожилых женщин. Они двигались одна за другой, тщательно соблюдая интервал. Принцессу вела за руку та, что шла впереди, девочка играла букетиком жасмина, который несла в другой руке. Когда семилетнюю принцессу Лунный Свет подвели к довольно большому китайскому креслу, поставленному перед бивнем слона, пожилая женщина, встретившая Хонду и Хисикаву, наверное, оттого, что была низкого звания, сразу бросилась на колени и поклонилась, почти коснувшись лбом пола.

Первая женщина, охраняя принцессу, села на стул рядом с креслом принцессы. Две другие — напротив, на маленькие скамеечки с правой стороны, так что третья из дам оказалась как раз по соседству с Хисикавой. Та, что прежде стояла на коленях, мгновенно исчезла.

Хонда, как его научил Хисикава, поднялся, сделал глубокий поклон и снова опустился на красный с золотом стул. Придворные дамы выглядели лет на семьдесят, и маленькая принцесса рядом с ними казалась не хозяйкой, а скорее подневольной.

Она была одета не в традиционную одежду панунг, а в европейского покроя белую блузку с золотым шитьем и юбку-пасин[144] из тайского ситца, похожую на малайский саронг, на ногах красные туфельки с золотыми украшениями. Волосы коротко острижены, так, как стригут их только здесь, такую прическу носили отважные девушки из города Кхорат — когда-то, переодевшись мужчинами, они сражались с вторгшейся в страну армией Камбоджи.

Милое, умное личико, в нем совсем не было заметно признаков невменяемости. Большие черные глаза пристально смотрели на Хонду, в тонких, хорошей формы бровях и губах чувствовалась порода, и даже с коротко остриженными волосами она имела внешность ребенка из королевской семьи. Кожа принцессы была смуглой с золотистым отливом.

После приветственного поклона Хонды принцесса, болтая ножками и играя букетиком жасмина, внимательно посмотрела в его сторону, потом прошептала что-то первой придворной даме, и та стала ей за это строго выговаривать.

По знаку Хисикавы Хонда, вынув из кармана лиловую бархатную коробочку с кольцом, передал ее третьей придворной даме, и через руки сначала второй, а затем первой дамы подарок попал наконец к принцессе — на все это потребовалось время, оно словно сгущало жаркий воздух. Первая дама открыла коробочку, так что принцесса была лишена даже этой детской радости — собственными руками поднять крышечку.

Смуглые миниатюрные пальчики равнодушно отбросили букетик, извлекли жемчужину, и девочка принялась внимательно ее разглядывать. Необычная тишина без проявления эмоций затянулась, и Хонда начал думать, уж ни в этом ли проявляется помешательство принцессы. Неожиданно на лице девочки вспыхнула улыбка. Блеснул по-детски неровный ряд белых зубов. Хонда почувствовал облегчение.

Кольцо опять было помещено в коробочку и поручено первой придворной даме. Принцесса впервые произнесла что-то ясным рассудительным тоном. Ее слова через губы трех придворных дам, словно зеленая змейка, пробиравшаяся по акации с ветки на ветку, наконец добрались до Хисикавы и в его переводе достигли ушей Хонды. Принцесса сказала «Спасибо».

Хонда попросил Хисикаву перевести следующее:

— Я раньше уже имел честь выказать уважение членам вашей семьи и теперь, чтобы вашей светлости стала ближе Япония, хотел бы после возвращения домой послать вам в подарок японскую куклу.

На тайском языке из уст Хисикавы фраза прозвучала достаточно компактно, но при передаче от третьей придворной дамы ко второй каждое слово будто удлинилось, слов стало больше, и когда первая придворная дама обратилась к принцессе, это была уже невероятно длинная речь.

Со словами принцессы происходило то же самое: переходя с одних морщинистых черных губ на другие, они доходили до Хонды, полностью лишенные блеска чувств. Создавалось впечатление, что из произнесенного принцессой по дороге высосали все живое, детское и