Pink Floyd. Закат дольше дня - Игорь Котин

class="p1">Баллада «Me or Him» – единственная песня альбома на базе «акустики», но и в ней присутствует строгий ритмический узор. Сякухати, уже знакомая по радиоконцертнику «Live in New York», придаёт аранжировке уникальный колорит. В тексте описываются переживания находящегося в заключении Бенни, а также впервые говорится, что источником его вдохновения в борьбе с системой и последующих неприятных событий стало регулярное прослушивание новостей. Как выясняется, из-за дебоша Бенни погиб таксист: расшатанный «революционером» бетонный блок через некоторое время свалился на проезжающее под мостом авто (во время повторного исполнения строчки «Forgive me father for I have sinned» («Прости меня отец, ибо я согрешил») слышен голос Энди Куигли, который в начале альбома «The Pros and Cons…» предстаёт в роли жителя Уэльса.) Здесь есть многое от демоверсии, переданной по радио ещё до выхода альбома, но проработка деталей гораздо тоньше.

Мощная и мелодичная «The Powers That Be» налетает вихрем изысканного рок-н-ролла. В ткань вплетаются речитативы, весьма близкие к рэпу, в очередной раз указывая на связь между этими стилями. Уотерс – как и в «Run Like Hell» – предлагает бежать. Теперь – от толстосумов, от «сильных мира сего». Бежать, а не вступать в открытую и обречённую на проигрыш борьбу. Ибо власть «рыночных сил» реальна, коварна. В первом куплете – по аналогии с ещё одним хитом Pink Floyd «Money» – используется имя Джек. Правда, фраза «Nice car, Jack!» («Классная машина, Джек!») не имеет прямого отношения к тексту, она выкрикивается со стороны. Единая линия «Money» и «The Powers That Be» очевидна: в обоих случаях речь идёт о том цепком и смертельно опасном болоте, что затягивает души чрезмерно богатых.

«Sunset Strip» названа по одному из самых известных районов Лос-Анджелеса, и музыкально столь же стерильна, как и фасад этого престижного местечка. Чистый фанк с пронзительным саксофоном несёт, в первую очередь, развлекательную функцию, вместе с тем не выпадая из концепта. В тексте говорится о тёплых чувствах Билли к дяде Дэйву – пожилому учёному, эмигранту из Англии, обеспечившему уютное пристанище своему племяннику в Новом Свете. (Билли был отправлен к дяде после ареста мятежного брата. Оставшись без мужа, Молли не справилась с уходом за больным.) Однако Билли чувствует себя здесь «пришельцем и чужаком». И хотя в солнечном штате парень нашёл для себя немало привлекательного, его непреодолимо тянет на туманную отчизну: «And I sit in the canyon with my back to the sea / There's a blood red dragon on a field of green / Calling me back, back to the Black Hills again» («Я сижу в каньоне спиной к морю / А кроваво-красный дракон на зеленом поле / Зовет меня назад, назад в Блэк-Хиллз») (красный дракон на зелёном фоне – герб Уэльса). Песню предваряют голоса из радиоприёмника (этих ведущих – Паракуата Келли и Синтию Фокс – можно увидеть в снятой по альбому короткометражке) и голоса детей Роджера – Гарри и Индии, записанные несколькими годами ранее. Кроме того, стороны пластинки связаны через лай пса породы дог, принадлежащего дяде Дэйву.

Здесь «радируется» полная неразбериха: «Dock… oh time (?) is turning… the party's over but you are not» («Док… о, время (?) поворачивает… вечеринка закончилась, но вы – нет»).

Резкая и мелодичная «Home» плавно подводит к захватывающей двухфазовой развязке. Этот хит, по силе внешнего эффекта не уступающий «The Powers That Be», предваряют голоса мужчин, рассуждающих о морепродуктах, и голос Шелли, жены Лэдда, которая занудливо повторяет: «I'd like to be home with my monkey and my dog…» («Я предпочла бы остаться дома со своими обезьяной и собакой…»). Джим иронически реагирует на этот словесный сумбур, сочно хохочет, и, наконец, срывается: «They don't care. Shut up! Play the record…» («Им это безразлично. Замолчи! Поставь запись…»).

Идея «Home» родилась ещё во время работы над «The Wall», когда флойды, грустя по дому, записывались в Штатах. Неудивительно, что завораживающая пульсация баса и общее настроение песни отсылают к одиннадцатому альбому Pink Floyd.

В тексте говорится о том, как под нажимом рынка многим людям приходится жить в отрыве от дома. А ещё о судьбоносном выборе: малодушно прогнуться или же бороться, взвалив на себя ответственность? Риторическим лейтмотивом звучат межстрочные вопросы: Что же есть дом? Является ли он самым важным для человека? Способен ли дом окутать сердце чувством реальной безопасности? (Для Билли воплощением дома стал его брат.) При этом Уотерс весьма обширно применяет излюбленную анафору – большинство строк начинается со слов «Could be» («Будь то»). Слова «Could be something your old man handed down» («Будь то нечто, оставленное в наследство твоим стариком») можно расценивать как намёк на то немногое, что осталось Роджеру после гибели его отца. Образ серебряных ложек («Could be our leaders… with… their silver spoons» («Будь то наши лидеры… с… их серебряными ложками»)) возвращает к «San Tropez» и «Nobody Home», в которых задействован этот же символ успешной жизни, одновременно намекающий на кокаиновую зависимость. Слова о пилоте с «Богом на его стороне» предвещают антидогматические манифестации «Amused to Death».

Отчаянный вокал Торри становится неизбежным напоминанием о «The Great Gig in the Sky», а стонущий пассаж на отметке 03:44 способен воскресить в памяти таинственные тропы «Echoes».

«Four Minutes». Несущийся к погибели мир представлен в четырёхминутной аудиопанораме, наполненной атмосферой пугающего гиперпространства. (В период Холодной войны в Великобритании придерживались четырёхминутной системы общественного оповещения, связанной с риском ядерного конфликта. Предполагалось, что за данный отрезок времени большая часть населения страны сможет добраться до укрытия.) Открывают композицию тиканье часов, «неземной» орган и печальный вокал Торри, рождая чёткую ассоциацию с «The Dark Side of the Moon». Параллель усиливается, когда вступает повествовательное пиано. (Ещё одна отсылка к альбому – синтезаторные пассажи в стиле «On the Run», возникающие во второй половине трека.) Тем временем диджей всё ещё общается со слушателями и даже пытается шуточно обыграть только что прозвучавшие слова Билли: «They pressed the button, Jim» («Они нажали на кнопку, Джим»).

В тексте говорится о навсегда упущенных шансах и запоздалых сожалениях – молись не молись. Вкрадчивое пение автора быстро обращается в пафосную декламацию, усиленную хоровым бэк-вокалом, а на смену ей приходит фирменный флойдовский микс из всевозможных звуковых эффектов. В их числе – голос тогдашнего премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер и шум, имитирующий запуск баллистических ракет. Здесь же появляется фрагмент из не вошедшей в студийный концепт, но исполнявшейся на концертах песни «Molly's Song», с вокалом Чантер, а также одна из пустых фраз, предваряющих «Home». Ближе к концу напряжение усугубляет последний отсчёт Билли. Трек обрывается на пределе громкости. В последнее мгновение Джим успевает попрощаться со своим удивительным собеседником.

«The Tide Is Turning (After «Live Aid»)». Закрывает альбом изящный гимн, написанный Роджером в 85 году под впечатлением от телетрансляции с благотворительного рок-фестиваля «Live Aid». (Главным организатором этой акции выступил Боб Гелдоф. Целью стал сбор средств в фонд помощи голодающим Эфиопии. Из флойдов на сцене лондонского стадиона «Wembley» (одна из основных площадок фестиваля) присутствовал лишь Гилмор, в составе группы Брайана Ферри, вместе с такими уже тогда значимыми музыкантами, как Энди Ньюмарк, Джон Кэрин и Честер Кэймен. Сам Уотерс объявился в разгар мероприятия и только в роли зрителя. Во взятом на месте коротком интервью он отметил, что пришёл, главным образом, послушать «динозавров» вроде The Who.)

Чуть сонная, обволакивающая аранжировка, светлая мелодия и спокойный голос вокал автора создают ощущение колыбельной. Слова, сочетающие в себе патетику и иронию, наполнены верой Роджера в способность землян направить своё всё ещё крайне убогое существование в русло добра и взаимопонимания. (Напоминая про винтажную лампу, выполненную в виде «военно-морского» утёнка Дональда Дака, Уотерс приводит пример милого, но неоднозначного артефакта американской поп-культуры.)

Ближе к концу звучит фраза: «The tide is turning, Sylvester» («Ситуация меняется, Сильвестр»). Это уже второй после «Not Now John» укол Роджера в адрес звезды «шовинистических» боевиков. Автор уверен: Царство Силы, синонимом которого являются такие киногерои, как Рэмбо и Рокки, безвозвратно уходит. Хотя, конечно же, впереди ещё много страшного («I'm not sayng that the battle is won…» («Я не говорю, что битва выиграна…»)). Актёр упоминается и в Морзе-сигналах, открывающих и закрывающих альбом: «Now the past is over, but you are not alone. Together we'll fight Sylvester Stallone. We will not be dragged down in his South China Sea of macho bullshit and mediocrity» («Всё, прошлому