Разящий клинок - Майлз Кэмерон

Моган высунула длинный розовый язык, и воздух наполнился запахом жженого мыла.

– Ты сгущаешь краски, мой друг, – сказала она. – Кто бы ни победил, всегда найдется тот, кто сложит песни.

Мрачная гримаса Тапио преобразилась в улыбку.

– Нам с Тамсин придется выступить от имени ирков, хотя два древних народа не могут договориться даже о том, какое вино лучше и как целоваться со смертными. – Он сел, и на рубахе из оленьей кожи заплясали отблески диковинного огня. – Я согласен: покуда жив последний ирк, кто-нибудь да сложит песню. – Он скрестил ноги, длиннее, чем у любого из смертных. Штаны тоже были кожаные. – Но мы же здесь не для того, чтобы обсуждать превратности искусства? Некоторые из вас уже вступили в войну с Шипом или почти вступили. Остальные еще не решили, как быть, – на самом деле, один еще только осознает, ради чего мы собрались.

– И ради чего же? – осведомился Теккисмарк.

– Для того чтобы одолеть сущность, извес-с-стную как Эш-ш-ш, которой ныне одержим чародей Ш-ш-шип.

Медведь заворчал, затем сел, совсем по-человечески заложив огромные лапы за голову.

– Что здесь понимается под одержанием? – спросил он с кошачьим мурчанием.

Моган подалась вперед:

– Одержание противоречит Закону.

– Неужели? – прошелестел Тапио. – Когда это Эш-ш-ш уважал Закон?

Подался вперед и Билл Редмид. Он посмотрел на Нита Квана, обнаружил в его пустом взгляде такое же непонимание и обратился к Тапио:

– Да кто такой Эш? Какое отношение он имеет к Шипу? И что мне до него?

– И о каком законе идет речь? – добавил Нита Кван.

Тапио обменялся долгим взглядом с Моган. Герааарх выпростал когтистые лапы из-за головы и посмотрел на мужчин блестящими черными глазами.

– Не посвящайте в Закон людей.

Моган покачала большой головой.

– Почему? Мы стараемся, чтобы они не узнали лишнего о Законе Диких, пусть даже проживут среди нас, как сэссаги, пятьдесят поколений. – Она сделала паузу, и ее гребень резко и со щелчком распямился. – Закон запрещает нам уничтожать друг друга в периоды засухи и бескормицы. Его установили давным-давно, когда первые чародеи людского племени начали управлять стихиями непредвиденным образом.

– Как давно? – спросил Нита Кван.

Тапио поскреб голый подбородок.

– По человеческому исчислению – девять тысяч лет тому назад. – Он вопросительно посмотрел на Моган.

– До прихода людей времени не было, – сказала она. – Отсчитывать его бессмысленно, только тешить людское невежество.

– Была великая война, которая охватила всю землю, – очень тихо проговорил Тапио.

– Между людьми и Дикими? – услышал свой голос Редмид и прикрыл рот ладонью.

– Нет, – сказала Моган и уставилась на огонь.

Тапио подлил себе вина.

– Когда война кончилась, уцелевшие постановили, что впредь никогда не позволят власть имущим творить определенные вещи.

Моган все смотрела на пламя.

– Все, что победители совершили ради победы, было, конечно, объявлено вне закона, – сказала она. – Одержание. Некромантия. Небесный огонь.

– Эш был там, – добавил Тапио. – Эш – величайший из драконов и не выносит соперников.

Моган рассмеялась.

– У Эша нет соперников, но он видит врагов во всех нас, в каждом разумном существе, потому что понимает, на что способна мыслящая тварь, когда она обретает власть. Эш желает стать божеством. Или, может быть, Богом. – В ее смехе проступила горечь. – Мне насчитали полтысячи лет, и я повидала достаточно, чтобы знать: борьба с Эшем длилась долго и долго готовилась. Мой отец думал… – Она посмотрела на Тапио.

Герааарх встряхнулся и сел на корточки.

– Нам обещали! – напомнил он. – Обещали дать короля. Вождя.

Улыбка Тапио стала циничной.

– Разве не все мы ждали прихода мессии?

– Половина Диких думает, что это ты, – ответил Герааарх.

– Да, так говорят, – бросил Теккисмарк. – Ты и есть. Тот, кто избавит нас от ярма и сделает так, что все будут заниматься чем захотят. – Он свел предплечья, и раздался, как показалось Редмиду, тот же звук, какой производит крестьянин, когда натачивает косу.

На лице Тапио появилось отвращение.

– Я вам не мессия. Нам нужно спуститься с небес на землю и разобраться самим.

Моган тяжело уселась на большой дубовый стул, и тот коротко скрипнул – почти застонал.

– Нам обещали. Леди Тар дала слово.

– Тар – имя, известное мне, – сказал Нита Кван. – Его знают даже мои соотечественники в Ифрикуа. Но мы зовем ее Тарой. Великой Волчицей.

Гребень Моган уподобился щетке – все ости нацелились в потолочные балки.

– Тар не волчица, кухарь. Тар тоже из числа великих змеев. Дракон.

– Медведи зовут ее Первой, – вставил Герааарх.

Тапио отхлебнул вина и затянул мелодичную песню на иркском языке. Она потекла ровно и медленно, чуждая для человеческого уха, но в ней звучало величественное достоинство.

После песни ирка воцарилось молчание, и Нита Кван кашлянул.

– Значит, Тар – добро? А Эш – зло?

Тапио улыбнулся так широко, что обнажил все клыки.

– Там, снаружи, куча народа танцует по случаю Поля и объявляет победу света над тьмой. И в зале, несмотря на мою страсть к уборке, живут мелкие твари: мыши, крысы, даже какие-то жуки. Если танцор кого-нибудь раздавит в запале, то что обитает в нем – добро или зло? Провозглашая торжество света, они могут затоптать дюжину мышей и сотню букашек.

Моган вытянула длинную когтистую руку.

– А если мыши объединятся с жуками и создадут войско против танцоров – поймут ли они, за что воюют? А танцоры поймут?

Редмид почувствовал себя круглым болваном. Он встал.

– Ладно, что же нам тогда делать?

Тапио рассмеялся.

– О, мы сразимся бок о бок с мышами и жуками. Главное – не рядиться в герои. Может быть, Эш отчаянно борется с самой сутью зла, а мы его совсем немного отвлечем, и это кончится победой тьмы.

Редмид вцепился в столешницу.

– Серьезно?

Тапио помотал головой.

– Нет, брат. У меня отвратное настроение. Послушай: к западу от Внутреннего моря все пришло в движение. Приближаются орды, которые больше армий, и это лишь малая толика происходящего. Мы, жуки и мыши, можем опираться лишь на то, что видим. Некоторые танцоры стараются на нас не наступить и даже подбирают, заботливо переносят к стеночке. Другие давят при первой возможности. – Он вздохнул, поднял бровь и посмотрел на Редмида исподлобья. – Но разве вы, повстанцы, не становитесь подозрительными, когда кто-нибудь заявляет, что борется за доброе и правое дело?