Обрученные Венецией - Мадлен Эссе

– Твои мечты – это желания и моего сердца. Неудержимые желания, которые окунут нас в счастье.

Он задумчиво посмотрел на горизонт, за которым уже скрылась Венеция, и вместо нее появилось лишь безграничное небо в слиянии с морем.

– Как думаешь, Гаета не остались в обиде за мою благодарность? – спросил Адриано.

– Шутишь? В обиде… Жить на территории твоей виллы на Бренте – для них не просто счастье. Я уверена, что Энрике смастерит для них замечательный собственный домик там же за те деньги, которые ты платишь ему за работу. Присмотр за виллой принесет ему удовольствие. Анджела продолжает моделировать платья. Они смогут выбраться из той нищеты, в которой погрязли. И дети смогут получить должное образование. Ты очень великодушен к ним.

– Я готов отдать все и каждому в благодарность за помощь в тяжелое для нас время.

– Полагаешь, Антонио можно доверять?

– Да, Каролина. Он очень достойный человек. Разве много сегодня можно встретить среди знати благородных и добросовестных людей? Один Дольони чего мне только стоил! Из своего опыта могу отметить, что честью наделены выходцы из простых семей, аристократы о ней только говорят. Антонио испытывает огромную благодарность за мою помощь. Словом, могу его назвать даже другом, невзирая на разницу сословий.

– К тому же ты оставил его управлять своими делами. А виллу в Местре тебе не жаль?

– Нет, ее продажа благоприятно отразилась на вилле в Сицилии, которую мне удалось шикарно отреставрировать за это время. Уверен, что тебя осчастливит это место, расположенное вдали от городских стен на берегу моря. Все так, как любит твое сердце.

– Ох, Адриано, ты даже не представляешь, как я счастлива сейчас… – она прижалась к его груди, всей душой сливаясь с биением его сильного сердца.

– Ты – моя орхидея, – с улыбкой промолвил он и осыпал ее шею страстными поцелуями.

– Орхидея? – удивилась она.

– Невероятно сильный цветок, способный произрастать даже на камнях, если придется, но не умеющий цвести и благоухать без бережного и трепетного ухода. Его орудие: сила и нежность.

Он видел, как ее глаза наполнились счастливыми слезами, и прижал супругу к себе, одаривая ее уста поцелуем, так глубоко ласкающим любовью и чувственностью. Она всем сердцем отвечала на его порывы любить, но нежданный плач сынишки заставил их нехотя оторваться друг от друга.

– Я редко слышу, чтобы Даниэль плакал, – прошептал Адриано, осыпая поцелуями ее волосы. – Что делает с ним прислуга?

– Ох, Адриано, наверняка Палома укладывает его спать. Тебе ведь известно, что он бурно реагирует, когда его что-либо заставляют делать против его воли.

Адриано тихо рассмеялся и устремил свой взор, полный необъятного восхищения, в ее глаза:

– О-о-о, милая, мне известно как никому другому, что с этим справиться очень нелегко!

Каролина поняла, что он говорит о ее непокорности, которую малыш унаследовал. Она смущенно улыбнулась.

– Зачем ты так говоришь? – в ее голосе чувствовалась любящая обида. – Ведь ты – единственный человек, которому я безоговорочно подчиняюсь.

– Да, но даже твое подчинение носит непокорный характер, – улыбнулся он. – Втайне ты все равно заставляешь меня сделать так, как желаешь ты.

Она спрятала свое лицо в его крепких плечах.

– Ох, Адриано Фоскарини, тебе, пожалуй, одному удается меня понимать и продолжать восхищаться.

В этот самый момент послышался оклик Паломы, и на палубе показался маленький полуторагодовалый проказник, направившийся бежать прямо к маменьке и папеньке, с любовью ожидающим свое чадо.

– Это несносный малыш, синьора! – с возмущением произнесла спешащая за ним Палома. – Знаете что? Укладывайте-ка вы его сами! Только родители и могут хоть как-то повлиять на его буйность!

Адриано со смехом подхватил Даниэля на руки и расцеловал пухлые щечки своего сынишки. Каролина с любовью посмотрела на своих мужчин.

– Словно две капли воды, – с горделивой улыбкой промолвила она.

Адриано с нетерпеливой любовью посмотрел на свое сокровище.

– Одна из этих капель – целое море счастья!

– Omnia vincit amor[21]… – тихо промолвила она.

– …Et noc cedamus amori[22], – нежно выдохнул он и прижал их обоих к себе, всей своей сущностью наслаждаясь полнотой переполняющих его чувств.