Щегол - Донна Тартт

– Но, – растерялась Китси, – Анна, кажется, забронировала нам столик в каком-то ресторане…

– Ну, придумай мне какую-нибудь уважительную причину. У тебя это хорошо получается.

– Тео, прошу тебя, не будь таким противным.

– Мама твоя, например, точно никуда не пойдет. – Затащить миссис Барбур куда-нибудь поужинать было практически невозможно, разве что это был ресторан, куда не заглядывали ее знакомые. – Скажи, что я повез ее домой. Скажи, что ей стало плохо. Скажи, что мне стало плохо. Включи фантазию. Что-нибудь да придумаешь.

– Ты на меня дуешься? – Дуешься: слово из лексикона Барбуров. Энди так выражался, когда мы с ним были маленькими.

– Дуюсь? Нет.

Теперь, когда все улеглось и я как-то пообвыкся, новость эта (Кейбл? Китси?) казалась мне дурацкой сплетней, которая словно бы и не имела ко мне никакого отношения. Я заметил, что Китси надела мамины сережки – и это меня до странного растрогало, потому что она оказалась права, они ей совершенно не подходили, – сердце у меня сжалось, и я поднял руку, коснулся сережек, потом – ее щеки.

– Ооооо, – завопили у нас за спинами какие-то зрители, радуясь, что счастливая парочка хоть как-то при них проявила свои чувства. Китси не растерялась, схватила мою руку и поцеловала ее, вызвав очередной залп вспышек.

– Договорились? – спросил я, когда она прильнула ко мне поближе. – Если кто спросит, я уехал по делам. Одна старая дама попросила меня взглянуть на ее мебель.

– Конечно. – Чего-чего, а выдержки ей было не занимать. – Когда вернешься?

– Да скоро, – не слишком убедительно ответил я. Я бы с радостью вышел отсюда и шагал бы, не останавливаясь, несколько дней, несколько месяцев, пока не дошел бы до какого-нибудь мексиканского пляжа, до каких-нибудь дальних берегов, где я мог бы бродить в одиночестве, пока на мне не сгнила бы вся одежда, и был бы я – безумный гринго в роговых очках, который зарабатывает на жизнь тем, что чинит столы да стулья. – Береги себя. И не пускай этого Хэвистока к матери домой.

– Ну, – она говорила так тихо, что я ее почти не слышал, – от него в последнее время отбою нет. Звонит просто каждый день, все собирается заскочить к нам, с цветами, конфетами – такой дедулечка. Мама его видеть не хочет. А мне немного совестно, что вечно ему приходится отказывать.

– Вот этого не надо. Не пускай его к матери. Он мошенник. Ну все, пока, – громко сказал я, чмокнул ее в щеку (опять защелкали камеры, этого снимка фотографы и ждали весь вечер) и пошел сказать Хоби, который блаженно разглядывал какой-то портрет, чуть ли не уткнувшись в холст носом, что я ненадолго уеду.

– Хорошо, – осторожно ответил он, обернувшись ко мне. За время работы у него я и отпусков-то почти не брал, не говоря уж о том, чтоб уехать куда-нибудь. – Уедешь с… – он мотнул головой в сторону Китси.

– Нет.

– Все в порядке?

– В полном.

Он поглядел на меня, потом – на стоявшего в другом углу залы Бориса.

– Знаешь, если тебе что-то нужно, – вдруг сказал он, – ты только попроси.

– Да, конечно, – растерявшись, ответил я, не понимая, к чему это он и что ему на это ответить, – спасибо.

Он, заметно смешавшись, пожал плечами и смущенно отвернулся к портрету. Борис стоял возле бара, пил шампанское и жадно доедал оставшиеся блины с икрой. Заметив, что я на него смотрю, он осушил бокал и кивнул на дверь, все, уходим!

– До встречи.

Я пожал Хоби руку, чего обычно не делал, и ушел, а он так и остался стоять возле портрета, с замешательством глядя мне вслед. Я хотел попрощаться с Пиппой, но она куда-то пропала. Да где же она? В библиотеке? В туалете? Мне обязательно надо было ее увидеть – всего разочек – перед уходом.

– Не видел ее? – спросил я Хоби, быстро пробежавшись по комнатам, но он помотал головой.

Несколько минут я проторчал возле гардеробной, думал, Пиппа вернется, пока наконец не появился, дожевывая закуски, Борис и не утащил меня за собой – вниз по лестнице, вон из клуба.

Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины.

НИЦШЕ

1

“Линкольн” выехал из-за угла, но когда машина остановилась перед нами, оказалось, что за рулем не Юрий, а совсем незнакомый мне мужик – с пронзительными ледяными глазами и такой стрижкой, будто парикмахерская у него – в вытрезвителе.

Борис представил нас по-русски.

– Privet! Myenya zovut Anatoly, – сказал мужик, протянув мне руку, испещренную, словно крашеное яйцо на Пасху, сизыми коронами и звездочками.

– Анатолий? – осторожно повторил я. – Ochyen’ priyatno.

В ответ хлынул поток русской речи – я ни слова не понял и в отчаянии повернулся к Борису.

– Анатолий, – любезно заметил Борис, – по-английски ни слова не разумеет. Правда, Толя?

В ответ Анатолий с серьезным лицом поглядел на нас в зеркало заднего вида и разразился очередной речью. Я был почти на сто процентов уверен, что татуировки у него на костяшках – тюремные: чернильные полоски размечают время – сколько дали, сколько отсидел, время прирастает ободками, как деревья годичными кольцами.

– Хорошо, говорит, выражаешься, – иронически сказал Борис. – Вежливость на пятерку.

– А где Юрий?

– А, он вчера улетел, – ответил Борис, роясь в нагрудном кармане.

– Улетел? Куда улетел?

– В Антверпен.

– Моя картина там?

– Нет. – Борис вытащил из кармана два листка бумаги, проглядел их при слабом свете, один протянул мне. – Но у меня квартира в Антверпене и машина. Юрий заберет машину, кое-какие вещи и приедет к нам.

Я поднес листок к свету и увидел, что это распечатка электронного билета:

ПОДТВЕРЖДЕНИЕ

ДЕКЕР/ТЕОДОР DL2334

НЬЮАРК ЛИБЕРТИ (EWR)

АМСТЕРДАМ НИДЕРЛАНДЫ (AMS)

ПОСАДКА 12:45A

ВРЕМЯ В ПУТИ 7 Ч 44 МИН

– От Антверпена до Амстердама всего три часа езды, – сказал Борис. – Мы в Схипхол прилетаем одновременно – ну я, может, на час попозже: я попросил Мириам забронировать нам билеты на разные рейсы. Я лечу через Франкфурт. У тебя – прямой.

– Сегодня?

– Да – сам видишь, времени у нас не то чтоб много…

– Но я-то зачем лечу?

– Потому что мне может понадобиться помощь, а я не хочу еще кого-то в это втягивать. Ну – еще вот Юрия. Но я даже Мириам не сказал, зачем мы туда летим. Да-да, можно было бы, – перебил он меня, – да только, чем меньше народу про это знает, тем лучше. Короче, беги сейчас, хватай паспорт и всю наличку, какая есть. Толя отвезет нас в Ньюарк. Я, – тут он похлопал по небольшой сумке, лежавшей на заднем сиденье – ручной клади, которую я до этого не замечал, – уже собрался. Подожду тебя в машине.