Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

Поэтому, после того как в Руре был окружен Модель, американский генерал Брэдли со своими войсками вторгся в центральную часть Германии, а затем повернул к югу, к Дунайской долине, находившейся к западу от Вены, и послал русским радиограмму, что он сможет захватить «укрепленный район» прежде, чем войдет с ними в прямой контакт. Между тем для большинства немецких командующих «национальный укрепрайон» был лишь воплощением мечты фюрера. Однако для Брэдли было достаточно и того, что в эту идею верил Эйзенхауэр. Вот почему Блюнбах, находившийся между Веной и Мюнхеном, стал объектом военных амбиций и американцев, и русских, которые не верили в сведения об «укрепленном районе», но просто считали необходимым продолжать свое наступление в Австрии. С одной стороны шли американцы, с другой – советские войска под командованием маршалов Малиновского и Толбухина. Брат Альфрида Бертольд, слушавший немецкое и американское радио, внимательно следил за этими событиями. Он не знал, как быстро завершится наступление, но понимал, что идиллический уголок, где он сам находился, является целью для войск противника. Он хотел избавить своего отца от советского плена. Для всего мира Густав оставался символом Круппов, и коммунисты, более интересующиеся идеями, чем юстицией, могли бы отдать его под собственный суд, как представителя капитализма. Паралич Густава едва ли помешал бы этому замыслу: они были опытными сценаристами.

Утром 25 апреля два рейда американских бомбардировщиков уничтожили любимый городишко фюрера – Бергхоф, и к тому времени, когда нацисты окончательно сложили оружие, спорный район был занят американской 6-й группой армий. Густав теперь был в безопасности, и историки могут быть признательны за это, как и сами Круппы, поскольку теперь можно провести разграничение между тем, за что в ответе он сам и за что – его сын.

Однако американцы и не подозревали о своей роли «спасителей». Блюнбах не был обозначен на их военных картах, и они могли проехать мимо, тем более что в горной местности вообще нелегко было ориентироваться. Бертольд понимал это и сам разыскал их. Он нашел американских офицеров в конце апреля в деревне недалеко от замка и рассказал им, кто он такой и где живет семья.

Впоследствии он говорил: «Они были очень корректны. Осмотрели наш дом, побеседовали с моей матерью, но не разговаривали с отцом. Он сидел на балконе, и я его показал американцам, но они не стали его беспокоить». Правда, гости Бертольда не подозревали, что видят нациста, чье имя позднее стояло тринадцатым в списке двадцати двух главных военных преступников, которые должны были предстать перед Международным военным трибуналом. Трибунал был создан лишь 8 августа. Однако американские генералы знали о существовании военных преступников (комиссия союзников по военным преступлениям была создана еще в октябре 1942 года). Учитывая все это, можно было ожидать новых инспекций в австрийском замке Круппов. Бертольд ждал гостей, однако прошел май, прошел июнь, а они так и не появились.

Как нарочно, первый из высших американских офицеров, побывавший в замке, оказался дальним родственником хозяев, причем он попал в эти края случайно. Это был полковник, член штаба Кларка, Чарльз Тэйер, некогда учившийся в колледже Сент-Пол. Сестра его была замужем за другим выпускником Сент-Пола, Чарльзом Боленом, американским дипломатом, который был советником Рузвельта в Тегеране и в Ялте и сыграл важную роль на конференции ООН в Сан-Франциско. Хотя Ч. Болен никогда этого не афишировал, но его дед и отец Густава были братьями.

Полковнику Тэйеру понадобился охотничий домик в Австрийских Альпах, чтобы провести отпуск со своим бывшим сокурсником, тоже офицером. Его внимание во время поисков привлек Блюнбах. Подобно полковнику Сэгмоену, он прибыл в замок на двух армейских джипах и также был встречен величественным дворецким. «Американские полковники не имеют дела со слугами», – резко заявил Тэйер, повернулся к дворецкому спиной и стал ждать, когда явится еще кто-то. Появился бледный от страха Бертольд, пытавшийся изобразить на лице улыбку (он понял визит американцев на джипе по-своему). Полковник счел его подходящим собеседником, и они вошли в замок. При этом американец, по собственному признанию, держался нарочито высокомерно. Однако он сразу понял, что это огромное здание, целый город в миниатюре, не подходит для его целей. В этом доме он и его товарищ просто-напросто заблудятся. Тэйер подумал и сурово спросил у хозяина, слышал ли он о генерале Кларке. Получив утвердительный ответ, полковник объявил, что Кларку, командующему американскими оккупационными силами в Австрии, нужен охотничий домик. Бертольд тут же ответил, что его семья владеет охотничьими угодьями, и он предоставит апартаменты для господина генерала. Однако не желает ли полковник повидать родителей хозяина? Это возможно, хотя отец нездоров. Американец покачал головой.

Теперь гость уже не внушал Бертольду былого страха. Он даже сделал американцу встречное предложение. Его больному отцу нужен покой. Может быть, господину генералу было бы удобнее разместиться в этом поместье, которое перестали бы после этого тревожить военные? Полковник проворчал, что ему следует посоветоваться со своим дивизионным командиром (что он и сделал на другой день). Проводив гостя до машины, где его ожидали подчиненные, Бертольд вежливо спросил: «Не знаком ли вам, случайно, мой дорогой кузен Болен, американский дипломат?» – «Ни один американский дипломат не может быть вашим кузеном», – ответил полковник. И тут же понял свою ошибку: его спутникам было известно, что он шурин дипломата Болена. Пробежал смешок. Усевшись на свое место, полковник велел водителю отъезжать, и оба джипа вскоре исчезли из поля зрения. Болен так и остался в неведении, собираются ли союзники обращать внимание на его семью.

* * *

А американцы очень даже интересовались Круппами, притом на самом высоком уровне. Впоследствии стала популярной версия определенных кругов, будто план деиндустриализации Рура принадлежал американскому министру финансов. На самом деле победители были едины в своем намерении разрушить основу германского милитаризма.

Имея в виду именно Круппов, Рузвельт сказал незадолго до кончины: «За поражением нацистских армий должно последовать уничтожение экономической основы ведения войны», а министр юстиции говорил о необходимости «сломить мощь немецких монополий». Осенью 1945 года Госдепартамент всерьез рассматривал проект создания Рурско-Рейнского государства с принудительным выселением немецкого населения.

В Лондоне не согласились с этим, но в Париже нашли эту идею достойной внимания.

Тогда даже сомневались, стоит ли тратить силы на восстановление Рура. Во время акта капитуляции Дёниц сказал: «Мое поколение уже не увидит процветающей Германии». По мнению одного из авторитетных американских военных обозревателей, рейх был в то время «разрушен и опустошен, так что и наше, и следующее поколение не застанет его подъема. Нам следует просто придерживаться оккупационной программы, и Германия превратится в небольшую сельскохозяйственную страну, не имеющую мощной промышленности». Правда, не все придерживались такого взгляда. Другой журналист писал: «Даже опустошенный Рур может свидетельствовать о тевтонской мощи».

Во всяком случае, решения, принятые в Потсдаме Трумэном, Сталиным и Эттли, потрясли побежденных стальных магнатов. Все заводы, продукция которых как-то могла быть использована в военных целях, подлежали демонтажу, а уцелевшие машины и оборудование – вывозу в качестве репараций; все остальное следовало разрушить. Производство стали в стране было ограничено просто по произволу. Кроме того, потсдамские решения имели целью «ликвидацию избыточной экономической мощи, сосредоточенной в руках картелей, синдикатов, трестов и других монополистических объединений».