Королевский лес. Роман об Англии - Эдвард Резерфорд

– Совершенно верно.

Прокурор пришел в некоторое недоумение. Он взглянул на судью, пожал плечами:

– Милорд, члены жюри, вы слышали это из уст обвиняемой. Она украла кружево. Обвинение отказывается от дискуссии по причине своей явной правоты.

Он вернулся на свое место и бросил что-то своему помощнику о глупости женщин, пытающихся защититься без адвоката, после чего стал ждать слова Фанни, которой судья дал знак выступить.

Суд погрузился в полное безмолвие, когда она вышла.

– У меня есть только один свидетель, милорд, – заявила Фанни. – Это мистер Гилпин.

Мистер Гилпин занял место свидетеля с исключительным достоинством. Он подтвердил, что является священником в Болдре, носителем ряда ученых степеней и автором некоторых уважаемых трудов, а также то, что всю жизнь знает Фанни и ее родных. На предложение описать ее положение в обществе, он ответил, что она наследница имения Альбионов и солидного состояния. На ее вопрос, испытывала ли она когда-нибудь нужду в деньгах, он ответил, что нет.

Потом Фанни попросила описать ее характер. Гилпин весьма доходчиво рассказал о ее несколько замкнутой жизни и преданности отцу и тете. Фанни спросила, как вышло, что она поехала в Бат. Он сообщил суду, что сам договорился об этом с Гроклтонами, чтобы она сменила обстановку. По его мнению, она слишком долго прожила в изоляции с двумя стариками в Альбион-Хаусе.

– Как вы расцениваете тогдашнее состояние моего рассудка?

– Меланхолия, вялость, отрешенность.

– Удивились ли вы, узнав, что меня обвиняют в краже?

– Поразился. Я не поверил.

– Почему?

– Потому что, зная вас, я не мог допустить и мысли, что вы что-то украли.

– У меня больше нет вопросов.

Тогда к священнику подскочил прокурор:

– Скажите мне, сэр, верите ли вы подсудимой, когда она говорит, что украла отрез кружев?

– Безусловно. Я в жизни не слышал от нее лжи.

– Итак, она это сделала. У меня больше нет вопросов.

Судья посмотрел на Фанни.

– Могу ли я от себя обратиться к суду, милорд? – поинтересовалась она.

– Можете.

Она наклонила голову и повернулась к жюри.

Двенадцать присяжных не сводили с нее глаз. В основном это были торговцы, а еще два местных фермера, один чиновник и два ремесленника. Их естественное сочувствие было на стороне хозяина магазина. Им было жаль молодую леди, но они не видели для нее оправдания.

– Джентльмены присяжные, – начала Фанни, – вас, может быть, удивило то, что я ни словом не возразила против предъявленных улик. – (Ей не ответили, но было ясно, это так.) – Я даже не пыталась предположить, что продавщица ошиблась. – Она помедлила не дольше секунды. – Зачем мне это делать? Это приличные, честные люди. Они рассказали о том, что видели. С какой же стати им не верить? Лично я им верю. – Она задержала взгляд на присяжных, а те вовсю смотрели на нее, явно не понимая, к чему она клонит, но слушали внимательно. – Джентльмены присяжные, прошу вас теперь осознать мое положение. Вы слышали от мистера Гилпина, священника с безукоризненной репутацией, отчет о моем характере. Я в жизни ничего не украла. Вы также слышали о моем состоянии. Даже имей я преступные наклонности, а Бог свидетель, что у меня их нет, почему мне было не заплатить за клочок кружева? Мое состояние велико. Это бессмысленно. – Фанни вновь помолчала, давая присяжным усвоить эти слова. – Теперь я прошу вас вспомнить показания о том, что происходило на улице, когда меня задержали. Похоже, я ничего не говорила. Ни слова. С чего бы это? – Она переводила взгляд с лица на лицо. – Это объясняется, джентльмены, моим крайним удивлением. Честные люди сказали, что я взяла кружева. Доказательство было передо мной. Я не могла этого отрицать. Я не заподозрила их во лжи. Они не лгали. Я, видно, взяла кружева. Я и сейчас заявляю, что взяла. И тем не менее была настолько поражена, что не нашлась с ответом. И говорю вам со всей откровенностью, что так и не знаю с тех пор, чем объяснить мои действия. Я вынуждена просить вас поверить: я не знала, что сделала это. Джентльмены, я ни от чего не отрекаюсь и просто говорю вам, что не осознала, как положила кружева в сумочку. Это было величайшим потрясением в моей жизни. – Она посмотрела на судью, затем опять на жюри. – Как такое возможно? Не знаю. Как сказал мистер Гилпин, я действительно пребывала тогда в некотором расстройстве. Насколько я помню, в тот день мои мысли были заняты моим дорогим отцом, которому нездоровилось. Я размышляла, не уехать ли мне из Бата домой, потому что всерьез боялась, что его кончина близка. Увы, мои подозрения подтвердились. Именно об этом я размышляла, пока в отрешенном состоянии бродила по магазину. Я не помню, чтобы даже рассматривала кружева, но полагаю, что, наверное, положила их в сумочку, когда проходила мимо стола и мысленно находилась далеко. Наверное, я представляла себя в каком-то другом месте – возможно, дома. Ибо джентльмены! – Теперь ее голос возвысился. – Как, по какому побуждению, зачем могла я похитить кружева, которые мне были не нужны? С какой стати мне, наследнице большого имения, преданной своему роду и хранящей его доброе имя, вдруг рисковать всем перечисленным ради преступления, не имея причины его совершать? – Фанни сделала глубокий вдох и продолжила: – Джентльмены, мне предложили лучших адвокатов, и я обдумала возможность прибегнуть к их помощи. Безусловно, они попытались бы посеять сомнения в побуждениях, правдивости, надежности тех добрых людей, которые меня обвиняют. До суда меня держали в тюрьме общего режима. Я лишилась моего доброго имени, отца, тети, даже родового дома. Бог рассудил отнять у меня все. – Теперь она заговорила с таким чувством, что на миг показалось, будто продолжить не сможет. – Но за этот ужасный отрезок времени я убедилась в одном: мне следует предстать перед вами и изложить простейшую правду. Я целиком полагаюсь на ваши мудрость и милосердие. – Она повернулась. – Милорд, мне больше нечего сказать.

Жюри не понадобилось много времени. Поверить ей был готов даже владелец магазина. Каков был вердикт?

– Невиновна, милорд.

Она была свободна. Однако, выйдя с ее милыми друзьями из зала суда, Фанни не ощутила ликования. Сразу за дверью она задержалась, увидев в обществе судебного посыльного ту самую бедную девушку, которую приговорили к ссылке.

– Я глубоко сочувствую из-за того, что вам сделали.

– Я жива, – отозвалась девушка, пожимая плечами. – Хуже, чем здесь, мне всяко не будет.

– Но ваши родные…

– Рада от них избавиться. В жизни не видела от них ничего доброго.

– Я могла отправиться с вами, – тихо сказала Фанни.

– Вы? Леди? Не смешите. Вас отпустили бы в любом случае.

– Не дерзите, – подал голос мистер Гилпин, но беззлобно.

Однако Фанни даже после этого оглянулась и послала девушке соболезнующий взгляд.