Никогда_не... - Таня Танич

— Просто будь собой, и всё само получится.

Артур кивает, стараясь скрыть за спокойствием лёгкую нервозность — мы с ним как никогда неравноправны. Он раздет — на мне вся моя одежда, я привстаю с земли, поднимая камеру, к которой он хоть и привык, но сейчас оказывается под прицелом без возможности защититься.

Только я же не собираюсь нападать.

— Эй, — приглушая голос, кладу палец на кнопку спуска затвора, слегка прижимая для фокусировки. Эта съёмка не должна быть громкой, ей не пойдут резкие вспышки. Она будет вкрадчивой и интимной, точно как эта ночь.

— Тут больше никого нет. Не надо оглядываться, не надо напрягаться. Ты можешь быть кем-угодно, делать что захочешь. Тут только я — но я никогда тебе ничего не запрещала. И не буду.

Есть что-то особенное в том, чтобы почувствовать себя свободным там, где недавно на тебе были невидимые кандалы. Возможность дышать полной грудью сильнее чувствуется на контрасте, после того, как был зажат в тиски.

Поэтому мы и приехали сюда.

Вижу, что он понимает меня, и в его взгляде на секунду проскальзывает искра то ли азарта, то ли мальчишеской беспечности, тут же жму на кнопку — щелк! — и ловлю это короткое мгновение, едва оно успело закончиться.

Артур продолжает смотреть на меня сквозь объектив, принимая правила игры, будто говоря — хорошо, я тебе доверяю, я открыт перед тобой. Буду делать то, что захочу или то, что ты предложишь. Все это цепляет меня неожиданно сильно, я громко вздыхаю, стараясь сосредоточиться. Съёмка для меня — всегда акт творческой экзальтации, но так, как с ним, я не волновалась еще никогда.

— Что с тобой было сегодня? — задаю ему первый приходящий на ум вопрос — не потому, что мне нужен ответ, а чтобы спровоцировать реакцию. — Был у своих? Поговорили?

— Ага, поговорили, — Артур садится на земле в привычную позу — слегка расслабленную, при этом неуловимо собранную. Отлично. Его обнажённость больше не смущает его, он о ней забыл. Что касается меня — меня это никогда не смущало.

Отхожу на пару шагов, ловлю для начала общий план — тень меняет его лицо и тело, теперь оно чётче, рельефнее, и делаю ещё несколько снимков.

— У нас был очень интересный разговор. Ещё никогда не видел, чтоб мне так открыто врали.

— Что? — слушая не его слова, а его эмоции, меняю положение и снимаю вполоборота, сбоку.

Темнота вокруг что-то скрадывает, что-то наоборот выделяет ярко и откровенно, как будто любуется им так же, как и я. Поймав отличную точку съёмки, застываю на месте и делаю один снимок за другим, так быстро, как будто боюсь выдохнуть, пошевелиться, хоть немного сбить свет и что-то упустить: плавный изгиб спины, плечи, выразительность которых прочеркивает мягкое ночное освещение, руки, свободно лежащие на полусогнутых коленях, крепкие жилистые ладони с гибкими длинными пальцами и удлинёнными лунками ногтей — такое удивительное сочетание силы и утончённости, — линия бедра, ступни, икры, втянутый живот.

Чувствую себя фетишистом, разбирающим на мелочи предмет своего обожания и мне нравится это чувство.

— Я сказал им, что уезжаю, Полин.

Не зря я так спешила, Артур немного меняет позу, теперь в ней читается большая напряжённость — и сейчас мне нужно его лицо, самый крупный план. Приближаюсь к нему, все так же не вслушиваясь в смысл произносимого, отслеживая только его реакции.

— А они что?

— Ничего. Согласились. И это мне не нравится. Я сказал, что у меня дела в области, есть возможность раскрутиться там. И что буду полностью занят новой точкой. Прямо дал понять, что в городе меня не будет долго и часто.

Похоже, его самого сильно волнуют эти слова — а ведь это только половина правды, которую скоро узнает его родня. Вместо ироничной улыбки, которая часто сопровождает рассказы о семье, он напряжённо сглатывает и проводит языком по пересохшим губам.

Хорошо, что я успела взять крупный план — присаживаюсь на корточки, чтобы быть в один уровень с ним и делаю ещё несколько снимков.

— Они отпускают тебя? — и снова встаю во весь рост. Он продолжает цепко следить за мной глазами — его зрачки движутся в ответ на каждое мое перемещение. Кажется, это не я держу его в фокусе, а он меня, и я снова перестаю понимать, кто из нас ведёт в этой игре.

— Не-а, — наконец, улыбается он краешком губ и я тут же ловлю и эту улыбку. Ни одна эмоция не должна пройти мимо, я слишком жадная до всех его реакций.

— Делают вид, что отпускают. А на самом деле они конкретно на стрёме. Ещё никогда так сильно они не хотели выпереть меня из города, хоть на пару дней. Подальше от опасности, я так думаю.

— Вот как, — теперь мне нужен ракурс в полный рост, я хочу, чтобы он встал на ноги и подошёл ко мне. — А зачем?

— Ну, наверное думают, что здесь живет кто-то, кто пудрит мне мозги, — теперь он открыто смеётся — а я все снимаю и снимаю, чувствуя как по телу разливается тепло, плавно переходя в приятное покалывание, как будто изнутри. Это такое острое удовольствие от того, что у нас получается. Все даже лучше, чем я думала — Артур чувствует себя так гармонично и так легко открывается мне, что не приходится ни специально его вскрывать, ни цеплять разными крючочками.

— Подойди ко мне, — говорю слегка охрипшим голосом, после чего отдаляюсь на несколько шагов, даже не думая, что могу споткнуться и упасть — происходящее захватывает меня слишком сильно. — Ближе. Ещё ближе.

Артур делает то, что я говорю, тут же, не раздумывая. Это какая-то магия, такой легкий обволакивающий транс — он подчиняется каждому моему слову и в то же время — совершенно свободен. Снова отступаю подальше и щелкаю, щелкаю, делая последние снимки. Вот оно — то, что я хотела увидеть.

Абсолютную свободу. Именно об этом, даже не о красоте силы и молодости, вся наша фотосессия.

На нет одежды, вокруг нет ни людей, ни фона — он затемнен и размыт — и рамок, и ограничений тоже нет. Сейчас он как первый человек на земле, еще не узнавший, что такое запреты.

И я не хочу, чтобы он знал.

— Все, — говорю, выдыхая так, будто я воздушный шарик, из которого выпусти весь воздух. — У нас получилось. Только ради этого стоило приехать, сюда. Знаешь… — от схлынувшего напряжения голос дрожит, и рука привычно ныряет в карман юбки в поисках сигарет, но их там нет. — Всех этих событий… ну, в которые я вляпалась… могло и не случиться. Но тебя — тебя я должна была встретить. Просто потому, что должна была сделать этот фотосет. Не знаю… Кажется, лучше я уже не смогу. Мне кажется, сейчас именно тот момент, когда понимаешь — вот то, что станет твоей лучшей работой. Я больше не смогу ни повторить, ни превзойти себя.

Я жду, что он начнёт отговаривать меня, переубеждать — именно так чаще всего поступают люди, когда видят меня после съёмки, в которую я вложила слишком много. Меня трясёт и колотит, и хочется реветь, толкаться и разбрасывать все, что попадётся под руку. Я только что пережила маленькую смерть и рождение, поэтому веду себя как всякий новорожденный — ору, краснею и плачу.