Соловушка НКВД - Юрий Мишаткин

6-я армия имеет задачей овладеть перешейком между Песковаткой и Трехостровской. Обеспечивая себя с севера, она наносит удар по обе стороны от Вертячего. Одновременно часть сил проникает в город…

Командующий армией, генерал-полковник Паулюс

Приказ ставки вермахта

В итоге мощного наступления противник отброшен на Кавказ и Дон, а центральная часть России отрезана от районов Кавказа, имеющих жизненно важное значение для дальнейшего ведения войны. При этом противнику нанесены громадные людские потери. Я позабочусь о том, чтобы усилить боевые части, сменить фронтовых солдат, непрерывно сражавшихся на передовой линии на протяжении полутора лет…

Адольф Гитлер

Первым гул, похожий на надоедливое, на одной ноте пение комара услышал дымящий папиросой в тамбуре у открытой двери молодой конвоир. Гул приближался, становился громче. Стоило высунуться из вагона, как в высоком, жарком небе рядовой увидел самолет. Достигнув железнодорожной линии, тот спикировал на короткий состав.

«То ли «Фоккевульф», то ли «Мессермитт», ― определил солдат и бросился в вагон. — Налет!

Что-либо еще крикнуть не успел — рядом с вагоном, подняв гору песка, взорвались несколько бомб, крышу пробила пулеметная очередь.

Пролетев над составом, вражеский самолет сделал круг и вернулся. Сбросил новую порцию бомб, от одной сцепка с санитарным разорвалась, и «столыпинский» вагон свалился под откос.

Довольный успехом, самолет с крестами на фюзеляже и крыльях скрылся в горячем мареве.

— Тормози! ― приказал Магура машинисту. Не стал дожидаться, когда состав прекратит свой бег, спрыгнул на насыпь, побежал к лежащему на боку тюремному вагону, из которого выбирались лейтенант с двумя конвоирами. ― Где арестованные? ― Были в своих боксах, — ответил лейтенант. ― Вывести, если живы.

Подследственные пострадали мало, с полученными во время падения синяками, ссадинами, ушибами их вызволили из мест заключения, последними вытащили женщин.

— Всю свою жизнь был безбожником, а сейчас верю, что Бог есть, — признался, растирая ногу, Непейвода. ― Не будь защиты Бога лежал бы бездыханным.

— Меня благодари, ― буркнул грузный, с мускулатурой атлета или грузчика арестант. — Это я за всех нас обратился к Всевышнему на небесах, упросил о ниспослании милости, умолил сохранить наши грешные души.

— Откуда знаешь молитвы?

— Еще в раннем детстве обучен молитве «Отче наш», а как подрос, запомнил другие, кои произносил в храме при различных православных обрядах, таинствах.

— Уж не попом ли был?

— Не был, а остаюсь им до своего последнего часа. Рукоположен задолго до охвативших святую Русь богохульств, гонений на верующих и их пастырей, варварских разрушений храмов или устройств в них конюшен, ссылок слуг Божьих на явную погибель в края вечной мерзлоты, на острова в Северном море.

— За что загребли?

— Проведали, что в годы междоусобной Гражданской, когда брат шел на брата, отец на сыновей, служил в армии барона Врангеля, призывал белое воинство не жалеть живота своего для скорейшего освобождения попранной безбожниками святой Руси, возвращения прежних уклада, власти, царствования Дома Романовых…

К пережившей вместе со всеми налет, бомбежку, крушение вагона Хорьку вернулась речь, и с не скрываемым сарказмом она ответила священнослужителю:

— Забыли добавить, что истово вдохновляли паству на ратные подвиги, сами брали в руки оружие, отправляли к праотцам краснозвездных ворогов.

Неподалеку переговаривались два арестанта.

— Надо поскорее, не теряя времени, пока охрана не очухалась, дать драпака.

— Шагу не успеешь сделать, как схватишь пулю. У солдат приказ: в каждого, кто пойдет на побег, стрелять без предупреждения.

Бежать предлагал своему шефу и Непейвода:

— Берем ноги в руки, и поминай нас как звали, ищи ветра в поле. Прощай следствие, приговор, здравствуй воля-волюшка.

— И куда собираетесь замелькать пятками? ― спросила старуха. ― Вокруг на сотни километров ни жилья, ни, главное, воды. Лично я не горю желанием, не устраивает перспектива помереть от жажды или быть загрызенной гиенами.

— К вашему сведению, гиен в Поволжье отродясь не было.

Не слушая возражений, Хорек, продолжала настаивать на невозможности побега:

— Он полностью исключен, по крайней мере для меня. При не малых годах, больных ногах — далеко уйти не удастся.

Поблизости беседовали Магура и Горелов:

— Не было печали, изволь теперь возиться со свалившимися нам на головы зеками, ― жаловался Сергей. ― Что с ними делать?

— Доставить до места их назначения.

Николай Степанович покосился на сидящих близ железнодорожных путей пассажиров тюремного вагона и остановил взгляд на Рыбаковой. Подошел, присел рядом.

— Здравие желаю, товарищ комиссар.

— Знаете меня? ― удивилась Татьяна Николаевна.

— Встречал в начале января двадцатого при освобождении Царицына.

— Штурм города помню, а вас, извините, нет.

— Вы шли в наступлении в первых рядах, вели за собой моряков Волжской военной флотилии, были в кожанке, с маузером.

— Представьтесь.

— Сотрудник Сталинградского управления НКВД, старший майор госбезопасности Магура. Странно, что не знал о вашем аресте.

— Ничего удивительного, в ваш город под конвоем доставили в начале этой недели из Ростова.

— Что инкриминируют?

— Обвинили, что после окружения части двое суток провела в тылу противника, была завербована немецкой разведкой, передала дивизионную кассу, секретные документы, государственные награды. Не поверили, что все уничтожила. Еще в близкой связи с мужем-антисоветчиком, заговорщиком, троцкистом, в выполнении его преступных заданий.

— Но ваш супруг комбриг, орденоносец скоропостижно скончался перед войной, похоронен с воинскими почестями.

Рыбакова поправила:

— Не умер в результате неизлечимой болезни, как писали в газетах, передали по радио, а застрелился. Предвидел арест, закрытый суд, ложность обвинений, приговор и не захотел умереть с тавром врага народа, повторить судьбу маршала Тухачевского, группы видных военачальников и свел счеты с жизнью.

Магура решил сменить тему трудного для собеседницы разговора:

— Прекрасно выглядите, несмотря на пребывание в душном помещении, без прогулок на свежем воздухе.

— Не льстите и не лгите, — потребовала Рыбакова. — За месяц ареста, транспортировки из одиночной камеры в ваш Сталинград выгляжу не лучшим образом, постарела на десяток лет. Но хватит обо мне. Что собираетесь предпринять в создавшейся ситуации?