Обратный отсчет: Проект "Геката" - Токацин

проверял. Переставлял и заменял. Можно подобрать так, чтобы ничего не вспыхивало. Но у людей такой ерунды не бывает. Не понимаю, в чём дело.

Хольгер хмыкнул.

— Атомщик, у людей нет ирренциевых реакторов. Их вообще ни у кого нет. Может быть, единственный способ работать на таком реакторе — дёргать его за стержни каждые полчаса… Ты пробовал добавить другие сборки? Может, в большом объёме вспышки выровняются?

— Ты и про сборку это говорил, — сдержанно напомнил Гедимин. — Как бы не усилились…

Хольгер развёл руками и поднялся с пола.

— Сборка работает десять часов и не плавится… Хм, точно. Температура! — он поднёс к реактору щупы анализатора. Прибор тревожно запищал.

— Четыреста десять по Кельвину… А он теплее, чем кажется.

— Он без охлаждения, — отозвался Гедимин. — Полный реактор придётся охлаждать… Уже четыреста десять? Ура-ан и торий…

Он снова прикоснулся к хвостовикам управляющих стержней.

— Ну, тут я проблемы не вижу, — сказал Хольгер. — Наладишь охлаждение, и всё будет работать. Четыреста — не восемьсот.

— Четыреста одиннадцать… — Гедимин посмотрел на экран, поморщился и опустил стержни до упора.

— Пусть остынет. Пойдём отсюда. И этих… наблюдателей заберём, — он покосился на охранников, замерших вдоль стены, и еле слышно фыркнул. — Облучение неполезно.

…Гедимин хотел показать Хольгеру графики на своём смарте, но химик, отмахнувшись, потыкал в экран телекомпа перед Константином.

— Ты сиди, мне только голограмма нужна, — попытался он успокоить зашипевшего северянина, но тот уже развернулся от телекомпа и мрачно посмотрел на Гедимина.

— Ну что там? Всё расплавилось?

— Размечтался, — буркнул ремонтник, разворачивая график на голографическом экране. — Смотри, Хольгер. Вот эта рябь. Усиливается по ходу работы… А это после замены стержня.

— Хм… Да, на выгорание непохоже, — пробормотал Хольгер, пожимая плечами. — Да, так сразу не поймёшь… Стой! Это всё один и тот же участок линзы?

— Не совсем, — сказал Гедимин, вглядываясь в график. — Хотя… Да, это вокруг одного участка. С небольшим смещением… Думаешь, дело в линзе?

— И в ней тоже, — кивнул Хольгер. — А это, похоже, по моей части. Надо будет поговорить с Арторионом. Что-то нужно делать с обсидианом. Так тяжело с природными материалами… А вот что с ирренцием, я не знаю. А ты не пробовал…

Он прикоснулся двумя руками к вискам, изображая, что сдвигает часть пластин. Гедимин мигнул. Константин громко фыркнул.

— Хольгер! Ты разумное существо или нет? Он и так эти стержни уже ощупал и облизал — предложи ещё погрызть их!

Гедимин посмотрел на потолок. Эту привычку он перенял у Константина — северянин, кажется, так успокаивался при столкновении с абсурдом; Гедимин честно повторял за ним, но помогало слабо.

— Когда я лизал стержни? — угрюмо спросил он.

— Я же не хожу в «грязные» отсеки, — отмахнулся Константин. — Перед запуском, наверное. Или после.

Хольгер привычным движением вклинился между сарматами и положил руку Гедимину на грудь.

— Пойдём наружу, атомщик. Посмотрим графики спокойно. У меня есть мысль…

Они вышли и двинулись по коридору прочь от лаборатории; только пройдя половину изгиба туннеля и увидев вход в соседний отсек, Гедимин вспомнил, что проектор остался у Константина. Он остановился и удивлённо мигнул.

— Зачем смотреть графики в коридоре?

Хольгер помотал головой и щёлкнул коммутатором, многозначительно посмотрев на Гедимина. Тот повторил его действие и стал ждать объяснений.

— Графики я уже видел. Надо думать, атомщик, так сразу я ничего не скажу. Константин тоже думает — завтра-послезавтра выдаст результаты. А мысль касается другого… И к тому же принадлежит Линкену.

Гедимин мигнул.

— Линкену? Он же занят бомбами.

Хольгер нетерпеливо отмахнулся.

— Забудь на минуту о работе, атомщик. Линкен изнывает от скуки. Он говорит, что мы давно не шутили… и я с ним согласен. Надо иногда переключать мозг.

— Шутили? — медленно повторил Гедимин, недоверчиво щурясь. — Что за чушь? Линкен там не облучился?

— Ему скучно, атомщик, — Хольгер понизил голос. — А это плохо. Пока что у него безобидные идеи. Но это ненадолго.

— Ясно, — Гедимин вспомнил, как Линкен развлекался в Ураниуме, и обречённо вздохнул. — Говори. Что он придумал? Подшутить над Ассархаддоном?

— Нет, пока только над Константином, — химик оглянулся на дверь, прежде чем продолжить речь. — Ничего опасного или незаконного, атомщик. Немного органической химии… но нужна будет твоя помощь.

16 ноября 38 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

Выйдя из вагона, Гедимин выбрался из толпы, направляющейся в столовую, и свернул за угол — точнее, за плавный изгиб коридора; Хольгер уже ждал его, прятал что-то за спиной и старательно сдерживал смех.

— Готово? — тихо спросил Гедимин. Химик радостно закивал и сунул ремонтнику в руки пучок ирренциевых стержней.

— Держи осторожно. Внешний слой довольно хрупкий.

На долю секунды подделка обманула даже Гедимина — он мог бы поклясться, что перед ним настоящий ирренций, но первое же прикосновение к «стержням» развеяло иллюзию — они были холодными и чуть шершавыми на ощупь. Сармат внимательно осмотрел их и недоверчиво хмыкнул.

— Это всё съедобно?

Хольгер оглянулся через плечо и торопливо закивал.

— Более чем, атомщик. Я добавил горчичный порошок и капсаицин. Что-то мягко, что-то жёстко, но вкус… приемлемый. Для сарматских рецепторов, по крайней мере. За человечьи не поручусь.

Сармат взял поддельные стержни двумя руками, стараясь не повредить их. Хольгер тщательно воспроизвёл то, что лежало в лаборатории Гедимина, — вплоть до формы хвостовика и цвета слабого свечения вокруг активной части.

— А я светиться не начну? — подозрительно спросил сармат. Хольгер замотал головой.

— Всё будет хорошо, атомщик. Ну что, я пойду?

— Зря ты сделал их в полную длину, — проворчал Гедимин,