Корни - Алекс Хейли

Я возразил, что очень многим это не известно! Гораздо больше заинтересовало этих людей то, что мой предок из XVIII века называл себя Кинте.

– Древние деревни нашей страны носят имена семей, населявших их много веков назад, – сказали мне и показали на карте: – Смотрите, вот деревня Кинте-Кунда. А совсем рядом с ней деревня Кинте-Кунда Джаннех-Я.

А потом я услышал то, о чем и мечтать не смел. В старинных деревнях на окраинах страны живут очень старые люди, сказители. Это живой архив устной истории. Старшему сказителю может быть под семьдесят или чуть больше. У него есть ученики – более молодые сказители, которые обучают мальчиков. Такой мальчик будет рассказывать свою историю до сорока-пятидесяти лет, а потом станет старшим сказителем. На праздниках он будет рассказывать истории деревень на несколько веков назад, истории кланов, семей, великих героев. В черной Африке устные истории сохраняются со времен глубокой древности. Есть легендарные сказители, способные рассказывать истории Африки три дня подряд, ни разу не повторившись.

Видя мое удивление, гамбийцы напомнили, что предки каждого из нас жили в те времена, когда письменности не существовало, и единственным способом сохранения информации были человеческие воспоминания. Они сказали, что мы, люди Запада, так привыкли к «костылям печати», что уже не понимаем, на что способна тренированная память.

Поскольку мой предок говорил, что имя его Кинте, а клан Кинте хорошо известен в Гамбии, мои знакомые пообещали разузнать что-нибудь и найти сказителя, который поможет мне в моих поисках.

Вернувшись в США, я стал изучать книги по африканской истории. И это превратилось для меня в наваждение. Речь шла о втором по величине континенте Земли, а я о нем почти ничего не знал. Мне было стыдно, что до того момента мое представление об Африке было связано исключительно с фильмами про Тарзана и отдельными статьями из журнала National Geographic. Целый день я изучал литературу, а по ночам сидел на кровати и рассматривал карту Африки, запоминая расположение стран и названия рек, по которым ходили корабли с рабами.

Через несколько недель я получил заказное письмо из Гамбии, в котором меня приглашали вернуться в Африку, как только будет возможность. Но к тому времени у меня почти не осталось денег – слишком много времени я посвятил своим исследованиям и забросил писательский труд.

Как-то раз на банкете журнала Reader’s Digest миссис Девит Уоллес сказала, что ей очень понравилась моя статья «Незабываемый герой» – о суровом морском волке, который когда-то был моим начальником в береговой охране. Прощаясь со мной, она просила связаться с ней, если мне понадобится помощь. Теперь же я написал ей смущенное письмо, в котором вкратце описал свою историю. Миссис Уоллес попросила своих редакторов встретиться со мной, и меня пригласили на ланч. Я без умолку говорил почти три часа. Вскоре я получил письмо, где говорилось, что журнал будет выплачивать мне ежемесячно триста долларов в течение года, а также возьмет на себя (что было важнее всего!) «разумные дорожные расходы».

Я снова побывал у кузины Джорджии в Канзас-Сити – это было правильно, потому что старушка была уже очень больна. Но мой рассказ вдохновил ее. Еще больше ее заинтересовало то, что я надеялся узнать. Она пожелала мне счастливого пути, и я вылетел в Африку.

Те же люди, с которыми я встречался раньше, сообщили мне, что нашли сказителя, который многое знает о клане Кинте. Зовут этого человека Кебба Канджи Фофана. Я был готов немедленно с ним встретиться.

– Где же он?

На меня посмотрели странно:

– В своей деревне, разумеется.

Выяснилось, что, чтобы встретиться с этим сказителем, мне предстоит организовать настоящее путешествие. Три дня ушло на бесконечные африканские разговоры и уговоры, прежде чем удалось найти катер, чтобы подняться вверх по реке, грузовик и «Лендровер», чтобы доставить по суше все необходимые припасы и снаряжение, и четырнадцать человек, в том числе трех переводчиков и четырех музыкантов (мне сказали, что старые сказители в глубинке никогда не говорят, если фоном не звучит музыка).

На катере «Баддибу» мы двинулись по широкой и быстрой «Камби Болонго». Я чувствовал себя неловко. Мне казалось, что я чужой в этом мире. Как воспринимают меня эти люди? Считают ли меня пришельцом? Наконец впереди показался остров Джеймс. На протяжении двух веков здесь стояла крепость, за которую постоянно сражались Англия и Франция. Это было идеальное место для работорговли. Я спросил, можем ли мы остановиться здесь. Мы остановились, и я отправился бродить среди мрачных развалин, все еще охраняемых призрачной пушкой. В воображении моем вставали картины жестокостей, творившихся здесь. Я чувствовал, что передо мной открывается новая грань истории черной Африки. Я безуспешно пытался найти какое-то символическое напоминание о древних цепях, но видел лишь обломки кирпичей и цементную пыль. Несколько минут до возвращения на «Баддибу» я просто смотрел на реку, название которой мой предок передал своей дочери на другом берегу Атлантического океана, в округе Спотсильвания в штате Вирджиния. Мы вернулись на катер и поплыли дальше. В небольшой деревне Альбреда мы сошли на берег. Дальше предстояло идти пешком – к совсем маленькой деревушке Джуффуре, где, как мне сказали, и жил тот самый сказитель.

В психологии есть такое понятие – «пиковое переживание» – нечто высшее, подобного чему в вашей жизни никогда не было. Таким пиковым переживанием для меня стал первый день в глубинке черной Африки.

Когда мы приблизились к Джуффуре, дети, игравшие за изгородью, сообщили о нашем прибытии взрослым, и люди стали выходить из своих хижин. В деревне жили около семидесяти человек. Как и в большинстве деревень в глубинке Гамбии, жизнь здесь за последние двести лет почти не изменилась. Круглые хижины, обмазанные глиной, с коническими соломенными крышами. Среди тех, кто вышел нам навстречу, был невысокий мужчина в потрепанном белом одеянии и небольшой шапочке над черным лицом с орлиным носом. В нем было нечто такое, что я сразу понял – это именно тот, к кому мы приехали.

Три переводчика отделились от нашей группы, чтобы переговорить с ним, а остальные жители деревни окружили меня широкой подковой. Если бы я раскинул руки, то кончиками пальцев коснулся бы тех, кто стоял ближе всего ко мне. Люди смотрели на меня во все глаза. Они морщили лбы – такими пристальными были их взгляды. Внутри меня зародилось какое-то странное, животное ощущение, и я не сразу понял, что это. Но потом осознание нахлынуло и захлестнуло мощной волной: мне много раз доводилось находиться в окружении людей, но никогда еще все, кто меня окружал, не были черными как смоль!

Я был потрясен и взволнован. Я опустил глаза, как мы всегда делаем в состоянии неуверенности. Взгляд мой упал на собственные коричневые руки. И на меня нахлынула новая волна чувств, на этот раз еще более мощная и стремительная: я почувствовал себя неким гибридом… Ощущал себя нечистым среди чистых, и чувство это было мучительным и постыдным. И тут старик отошел от переводчиков. Жители деревни сразу же покинули меня и столпились вокруг него.