Вечный странник, или Падение Константинополя - Льюис Уоллес

Был тут Педро Джулиани, испанский консул, которому поручили защиту приморских стен от мыса Димитрия до гавани Юлиана.

Был тут и мужественный Николас Гуделли; вместе с братом императора он командовал резервами.

Все они — или почти все — были кондотьерами, однако они не стали дожидаться распоряжений Николая, медлительного папы, и явили свою преданность вере, и будто про них сказано сегодня:

— Благородная княжна, пришел итальянец граф Корти. Нижайше просит, чтобы вы выслушали его просьбу.

— Ступай, Лизандр, и приведи графа.

Было раннее утро одного из последних дней февраля.

Железные подметки гостя заклацали по мраморным плитам приемной залы, а полное отсутствие каких-либо украшательств в его облачении говорило о том, что он готов исполнять свой воинский долг.

— Надеюсь, Богородица хранит вас в добром здравии, — проговорила Ирина, протягивая гостю руку.

С пылом, несколько превосходящим обычный, граф поцеловал белую ладонь и стал дожидаться приглашения сесть.

— Мои дамы уже ушли в часовню, однако я вас выслушаю — или вы предпочтете посетить службу и поговорить со мной после?

— На мне доспехи, конь мой у дверей, а отряд дожидается у Адрианопольских ворот; посему, прекрасная княжна, если позволите, я выскажу свою просьбу без отлагательств.

Взволновавшись, она произнесла:

— Помилуй нас Бог, граф! Надеюсь, что вы не с дурными вестями. С тех пор как добрый Григорий отправился в изгнание, дабы укрыться от преследователей, а в особенности после того, как кардинал Исидор попытался отслужить католическую мессу в Святой Софии, а этот безумец Геннадий до смерти перепугал народ своими бессмысленными анафемами, меня обуревают столь дурные предчувствия, что я пугаюсь даже собственных мыслей. А потому попрошу вас изложить свою просьбу прямо сейчас.

Она позволила ему подвести себя к простому стулу; встав перед ней, он с решимостью заговорил:

— Княжна Ирина, вы приняли решение остаться в городе и претерпеть в нем осаду, справедливо заключив, что все произойдет по воле Господа, однако выскажу ту истину, которую знаю: никто не заинтересован в том, как день ото дня развиваются события, столь же сильно, как и вы; ибо если Небеса не примут наших усилий защитить себя, если начнется штурм и город будет взят, победитель, согласно суровым законам войны, получит в свое распоряжение всю собственность, как общественную, так и частную, равно как и всех уцелевших. Мы, воины, умрем так, как Он сочтет должным, а вы, благороднейшая и добродетельнейшая из женщин… увы, язык мой отказывается произносить те слова, которые должен произнести!

Розы на щеках ее увяли, однако она ответила ему:

— Я знаю, что вы собирались сказать, и должна признаться: меня страшит подобный исход. Порой меня охватывает желание бежать, пока еще не поздно, но потом я вспоминаю, что принадлежу к роду Палеологов. Я помню также, что моему родственнику императору потребуется поддержка в грядущем испытании. Помню также и о других женщинах, как высокого, так и низкого происхождения, которые останутся здесь и разделят участь своих мужей и братьев-воинов. Поскольку я не рискую потерять столько же, сколько они, граф Корти, мне должно еще неукоснительнее исполнить долг чести.

В глазах графа сверкнуло восхищение, но в следующий же миг они потускнели.

— Благородная госпожа, — начал он, — надеюсь, вы не сочтете фамильярностью слова о том, что я вот уже несколько дней испытываю за вас крайнюю тревогу. Я опасался, что вы переоцените нашу способность отразить натиск врага. Мой долг — предупредить вас об истинном положении дел, дабы вы позволили нам обеспечить вашу безопасность, пока это еще возможно.

— То есть помочь мне бежать, граф Корти?

— Нет, княжна Ирина, покинуть город.

Она улыбнулась, позабавленная этим различием, однако произнесла:

— Я выслушаю вас, граф.

— Вы должны знать, княжна, что — если сведения о приготовлениях султана верны — штурм по крайней мере в одном не будет знать себе равных. Большие пушки, из-за которых наступление откладывается, по слухам, больше всех тех, которые ранее использовали при осаде крепостей. Не исключено, что они сломят нашу оборону сразу же; возможно, они откроют врагу все двери и обнажат все наши тайны; ту неопределенность, которую они привносят, не должен сбрасывать со счетов даже самый храбрый боец… Во-вторых, из массы слухов, которые ходят здесь уже целый месяц, следует, что штурмовать город будет войско куда более многочисленное, чем те, которые когда-либо собирались под этими стенами. Позвольте мне описать его, княжна… Султан все еще в Адрианополе собирает свои силы. Крупные отряды пехоты пересекают Геллеспонт в Галлиполи и Босфор — в Хисаре; в окрестностях Адрианополя собрались целые орды конников, говорящих на всех мыслимых языках и вооруженных всем мыслимым оружием, — казаки с севера, арабы с юга, курды и татары с востока, румыны и славяне из-за Балкан. Дороги с северо-запада забиты обозами, которые доставляют продовольствие и осадные машины. Города на берегах Черного моря уже сдались Магомету, а те, что защищались, обращены в руины. Враг опустошает Морею. Брат его величества, которого император поставил там править, погиб или бежал — куда, никому не ведомо. Ждать от него помощи не приходится. Выше по течению, до самого моря, все бухты заполнены всевозможными судами; с горных вершин мы насчитали четыреста вражеских парусов. Отпала и надежда на помощь от христиан Европы — и эта весть дурно повлияла на боевой дух нашего гарнизона. Наш гарнизон! Увы, княжна, но и с учетом пришедших нам на помощь чужеземцев нам не хватит людей даже для защиты внутренней стены.

— Вы рисуете мрачную картину, граф, однако если цель ваша — поколебать мою решимость, то этого недостаточно. Я предаю себя в руки Пресвятой Девы. Я останусь, а далее пусть Господь решает мою судьбу.

Лицо графа вновь вспыхнуло от восхищения.

— Я так и думал, княжна, — произнес он с теплотой, — однако мой долг — предупредить вас о грозящей нам опасности; теперь, исполнив его, я прошу вас выслушать совсем другое… В прошлую ночь, поскольку мы нуждались в сведениях о противнике, я попросил его величество позволить мне съездить верхом в сторону Адрианополя. Он согласился, я отправляюсь немедленно, но, прежде чем уехать, прежде чем проститься с вами, о благородная княжна и прекрасная дама, я хочу попросить вас об одном одолжении.

Он осекся, но потом — неловкое молчание придало ему храбрости — продолжил:

— Прекрасная дама, ваше решение остаться, несмотря на все опасности осады, наполняет меня тревогой за вашу безопасность.

Он опустился на колени и простер к ней руки:

— Прошу вашего дозволения защищать вас. Посвящаю вам свой меч и свое искусство обращения с ним — свою жизнь, свою душу. Позвольте мне стать вашим рыцарем.