Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский

Августа взяла его под руку:

— С Лилей все будет в порядке, не волнуйся. Я заметила, как она смотрела на Алешу.

— Ты думаешь?

— Я ведь тоже могу предугадывать судьбы! — и Августа загадочно улыбнулась.

«Самолетное дело» эхом разлетелось по всему миру. «Голос Америки», Би-би-си и «Свободная Европа» передавали подробности суда и приговора. Особенно много информации передавала станция «Голос Израиля». Внимание всего мира было привлечено к проблеме свободы выезда из Союза. А самим евреям «самолетное дело» показало, что их ждет, если они решаться на крайние меры. Но что же делать «отказникам»? Оставалось одно — голодовки.

Благодаря активной настойчивости правозащитников властям пришлось уступать и с каждым годом увеличивать количество разрешений на выезд в Израиль. Если в 1970 году из СССР выехало 999 евреев, то в 1971 году выехавших было около 13 000. Но отказов в выездных визах было еще очень много. Тогда 159 евреев устроили демонстрацию прямо в Кремле, к ним вышел министр внутренних дел Щелоков и обещал рассмотреть их заявления.

В самом начале 1972 года произошло трагическое событие: на Олимпийских играх в Мюнхене вооруженные арабы захватили израильскую делегацию и, несмотря на длительные переговоры, убили всех заложников. Это вызвало во всем мире волну возмущения и сочувствие к Израилю. Пришлось и кремлевским руководителям немного уступить, в том же году выездные визы в Израиль были выданы 28 800 человек. Чаще всего выезжали из Одессы, Черновцов, Кишинева, Николаева и из республик Прибалтики.

* * *

Под влиянием этих событий в Кишиневе еврейская семья Давида и Раи Дузманов подала заявление о разрешении на выезд. Обоим было за тридцать лет, оба биофизики по образованию, хорошо устроены: Давид заведовал лабораторией, получал приличную зарплату, Рая работала с ним и тоже неплохо зарабатывала, в семье был один ребенок. Но под влиянием сгущающейся атмосферы антисемитизма начальство не давало хода многим научным инициативам Давида. И они решили уезжать в Израиль. Там проживали дальние родственники, уехавшие двадцать лет назад из Румынии. Они прислали Дузманам вызов-приглашение.

Через полгода Рае с сыном дали разрешение на выезд, а Давиду отказали. На работе его сразу понизили, сделав младшим сотрудником. Давид подавал заявление за заявлением, просил объяснить, почему ему отказали. Но причину отказа никогда не объясняли. Что им было делать? Оставаться в СССР после ухода с работы невозможно, а разлучаться они не собирались, как молодая семья могла разлучиться? Друзья порекомендовали поехать в Москву и посоветоваться с опытными отказниками:

— Москва — это центр всех разрешений и отказов. По субботам возле синагоги, на так называемой «еврейской горке», собираются евреи-отказники. Постарайтесь найти Владимира Слепака, известного диссидента. От него вы сможете получить консультацию, он посоветует, что предпринять.

Они решили ехать в Москву и разыскать Слепака. Но кто такой этот Слепак?

* * *

В ноябре 1971 года Моня с Алешей зашли в здание Центрального телеграфа на улице Горького, чтобы отправить книжную посылку в самиздат Одессы. Почтой они пользовались редко, но когда приходилось, то адрес был конспиративный, книги — обычные советские издания, между страницами запрятаны небольшие листы бумаги с мелко переписанными стихами Алеши и анекдотами Мони.

Большой зал телеграфа с множеством окошек, за которыми сидели телеграфисты, был излюбленным местом встреч для деловых и любовных свиданий. Но он был и под просмотром переодетых агентов КГБ. Поэтому Моня с Алешей отправляли бандероль порознь: один стоял в стороне, «на стреме», наблюдая, не следит ли кто. На этот раз отправлял Алеша, на стреме стоял Моня. Он увидел входящего приятеля, крупного мужчину средних лет, окликнул его:

— Володя!

Это был радиоинженер Владимир Слепак, человек неизбывной энергии, диссидент, один из самых активных. Диссидентский круг был довольно узок, многие знали друг друга, а уж Моня знал всех. Слепак подошел и Моня тихо спросил:

— Что тебя занесло сюда?

— А тебя? — так же тихо ответил Володя.

— Да вон Алеша Гинзбург отправляет очередную посылку, а я на стреме.

— Вот и я на стреме. Если подождешь еще немного, увидишь интересное развитие одного дела.

Подошел Алеша, Моня познакомил их:

— Володя Слепак, заведующий лабораторией в Институте телевидения.

Слепак перебил его:

— Моня неправду сказал, заведующим я был, а теперь я ночной сторож.

Оба удивленно посмотрели, Слепак объяснил полушепотом:

— Когда я подал первое заявление в ОВИР на выезд в Израиль, быстро получил отказ. Меня сразу уволили, а жить-то надо, да и за тунеядство могут осудить. Вот я и нанялся ночным сторожем на склад. Зарплата, конечно, нищая, как вы, Алеша, писали в вашем стихотворении: «А для народа, для нашего брата, — мини-свобода и мини-зарплата». Зато времени для размышлений, как говорится, от пуза. Все больше нас, евреев с высшим образованием и научными степенями, подают заявление на выезд в Израиль. Теперь сижу, учу иврит, надеюсь, что все-таки выпустят.

Моня переспросил:

— Учишь иврит? Так это ты вернулся к тому, чем занимался твой дедушка. — И пояснил Алеше: — Дед Слепака был меламедом, учителем в еврейском хедере, преподавал иврит. А теперь его внук стал изучать этот язык. Зато его отец, Соломон, учить иврит не хотел, а взялся участвовать в революции и за это был отправлен на каторгу на Сахалин. Но потом стал первым председателем исполкома Совета рабочих и солдатских депутатов Сахалина. Вот как! А в Гражданскую дослужился до командующего фронтом и был заместителем министра обороны. Кстати, любопытная деталь, это он стал прототипом еврейского комиссара Левинзона в романе Фадеева «Разгром». Верно я говорю, Володя?

— Все правильно. Затем отец был редактором газеты «Дальневосточная правда». А меня он назвал Владимиром в честь вождя революции. Имя у меня прямо ленинское, зато идеи совсем противоположные.

Моня задумчиво добавил:

— Вот как на триста шестьдесят градусов повернулась судьба семьи Слепаков. Володя еще и советчик всем уезжающим, у кого есть вопросы или кто попал в трудное положение. Он воспитывает в евреях самосознание. И не только в евреях. Недавно я послал к нему одного русского парня, который хочет уехать из России, но не знает как. Володя дал ему дельный совет: пусть женится на еврейке и подает заявление на отъезд вместе с ней. Я сразу сказал: «еврейская жена — это не роскошь, а средство передвижения».

Алеша засмеялся:

— У меня есть стишок про вас.

Слепак, смеясь, пожал ему руку. В это время в зал вошла большая группа мужчин разных возрастов, примерно человек двадцать, интеллигентной наружности. Они были чем-то возбуждены и шумно переговаривались. Но к стойкам для отправки почты никто из них не подошел, а все уселись на несколько скамей посреди зала, сняли пальто, положили их рядом. Позы говорили, что уселись они надолго. Слепак тихо сказал: