Тайная история Марии Магдалины - Маргарет Джордж

Расскажи остальным. Расскажи остальным. Она помнила только это. Остальным.

Уже начался день, и улицы заполнились повозками, вьючными животными, продавцами и покупателями, так что Марии, со всех ног спешившей к дому Иосифа, пришлось их огибать или отталкивать. Она ввалилась в дом, запыхавшаяся, почти бездыханная, и обнаружила всех учеников, собравшихся вместе в больший комнате. Конечно же, Иоанн и Петр уже сообщили им о пропаже. Все взоры обратились к ней.

Дверь за ней захлопнулась с громким стуком, что привлекло к растрепанной, тяжело дышавшей женщине еще больше внимания.

— Я видела Иисуса! — объявила она.

Все молча взирали на нее. Никто не проронил ни слова.

— Я видела Иисуса, и он жив! — выкрикнула Мария. — Я ветретила его в саду! Я видела его раны, однако он жив. А гробница пуста! Спросите их. — Она указала на Петра с Иоанном.

— Ты хочешь сказать, что после того, как мы ушли, ты встретила его? — осторожно уточнил Иоанн. — О! Почему мы не остались! Увидеть его! Увидеть его живым! Он придет сюда?

— Мне было приказано передать лишь одно, что он воскрес и направляется к своему Отцу, к Господу.

— Мы лишились его! — Комнату наполнил отчаянный крик Иоанна. — Лишились его! О! Я не вынесу этого!

Мать Иисуса подошла к Марии, взяла ее за руки и спросила;

— Он жив?

— Это так же верно, как то, что я стою здесь, — пылко заверила ее Мария. — Этими руками я обнимала его ноги.

Мать Иисуса поднесла ее руки к своим губам, поцеловала их и разрыдалась.

Мария осталась в доме Иосифа, поскольку просто не знала, куда еще идти и что делать. Многие из учеников порывались пойти в сад, но Мария точно знала, что Иисуса они там не застанут.

— Вы будете искать напрасно, — предупредила она.

Петр с Иоанном все-таки настояли на своем и отправились туда, но вернулись с ни с чем.

— Могила пуста, — сообщили они, — а все ее окрестности наводнили соглядатаи и стражники. Они посланы и храмом, и римлянами. Нам оставалось лишь постараться не попасться им на глаза. Они в ярости, и те и другие, подозревают какой-то заговор, хотя никто не может понять, в чем его суть.

— Я тоже, — сказала Мария. — Но одно знаю точно: им больше его не заполучить. От них он освободился навсегда. Что же до нас… Иисус никогда не стоял на месте. Он всегда был на шаг впереди нас. И мы все время не поспевали за ним.

Весь день разговор шел только о том, что она видела. Мария уставала отвечать на бесчисленные вопросы, но вдруг с горечью поняла, что образ Иисуса в саду блекнет и стирается. Когда она увидела его, ее восприятие, зрение, слух, обоняние — все необычно обострилось, Мария воспринимала тончайшие оттенки запахов и красок, переливы звуков. Но сейчас, стоило спрашивающим заговорить о деталях, они вдруг начинали ускользать из памяти, хотя Мария отчаянно пыталась их удержать.

«Как же трудно будет сохранить в памяти все, чему он учил, — подумала она. — Если бы он записал то, что считал самым важным для нас и для передачи другим! Мы же неизбежно будем забывать и ошибаться».

Тем не менее, когда поток вопросов иссяк, Мария почувствовала, что заново переживает те дивные, восхитительные мгновения встречи в саду.

«Он жив. Он живет. Он назвал меня по имени. И он спросил то же самое, что когда-то, много дней тому назад, в Назарете: „Что ты плачешь, женщина?“ Он наверняка помнил тот случай, потому и произнес те же самые слова. Тогда я, тоже думая, что он мертв, в отчаянии искала между камней его тело. А он снова стоял надо мной, снова был невредим, снова окликнул меня.

Он жив. Но что это значит? Он жив, но не так, как это было в Назарете. Сейчас все по-другому, совсем-совсем по-другому».

Снова стемнело. Настала ночь, третья после распятия. Первую ночь все провели в безумном отчаянии, раздавленные горем, на вторую состоялась поминальная вечеря. И вот наступила третья, последовавшая за удивительными рассказами Иоанна, Петра и Марии. Ученики держались настороже, закрыли на засовы двери и даже выставили караульного, чтобы тот поднял тревогу, если представители власти вздумают нагрянуть к ним с расспросами.

Поужинали наскоро, без церемонии. После краткой молитвы быстро убрали со стола и собрались расходиться, когда Иоанн вдруг застыл и ошеломленно уставился прямо перед собой.

В комнате находился Иисус. Двери оставались запертыми, засовы — не потревоженными, но он, во плоти, стоял среди них.

— Господи! — Иоанн устремился к нему.

— Сын мой! — Мать Иисуса простерла к нему руки.

Иисус улыбнулся и поманил всех к себе. Люди столпились вокруг него тесным кружком.

— Господи! — бормотали они. — Господи! Господи!

Он поднял руки, показав кровь, спекшуюся на ранах от гвоздей, потом поднял тунику и обнажил другую рану, оставленную в его боку копьем. Ученики в страхе и благоговении взирали на эти кровавые отметины.

— Все это было предсказано в Писании, — мягко промолвил он. — Имеющий очи да узрит, имеющий разум да уразумеет. Воистину Царству положено начало, и новый век настал вместе с новой моей жизнью. Смерть попрана, и Сатана посрамлен. Вы стоите на пороге, осталось лишь открыть двери. Сейчас вы должны разделить это сокровище, — добавил он, глядя на каждого из них с отцовской нежностью, — Вы были свидетелями сего… — Иисус помедлил. — Я пошлю обетование Отца моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше.

Затем он по очереди подошел к каждому, взял его лицо в ладони и, глядя прямо в глаза, произнес:

— Мир да пребудет с тобой. Как Отец мой послал меня, так и я посылаю тебя. — А затем, глубоко вздохнув, дул на каждого со словами: — Прими Духа Святого.

Когда очередь дошла до Марии и ее лицо оказалось в его ладонях, она почувствовала слабость в ногах от восторженного предвкушения таинства.

Иисус мягко выдохнул ей в лицо и в ноздри и тихо промолвил:

— Мария, прими Духа Святого.

Некоторое время он крепко сжимал ее лицо в ладонях, потом отпустил. Иисус сказал ей, что она должна идти вперед по начертанному им пути.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ АПОСТОЛ

Высокочтимой госпоже Элишебе из Магдалы,

покровительнице и главе синагоги в Тивериаде!

Привет и благословение от Марии, прозванной Магдалиной, апостола служительницы церкви Господа нашего Иисуса в Эфесе, матери госпожи Элишебы из Тивериады.

Я, твоя любящая мать, прошу тебя прочесть это письмо, а не выбрасывать его, как ты делала со всеми прежними письмами, посылаемыми мною за эти годы. Прояви милосердие и сострадание, ибо ныне я уже очень стара, достигла девяноста лет — возраста нашей праматери Сарры, и ты должна понимать, что времени на то, чтобы наконец объясниться с тобой, у меня с каждым днем остается все меньше.