Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

огнем. Его доклад заслушал целый ряд турецких офицеров. Вскоре раб предстал и перед самими Мустафой и Пияле.

– Господа… господа… – сказал он дрожащим голосом, волнуясь оттого, что ему довелось сообщить такие новости таким людям. – Конец света настал! В Меллиху прибыли силы подкрепления. Шестнадцать тысяч человек. Неверные танцуют на улицах и кричат, что осада завершена. Я видел, как они проводят смотр солдат, готовя их к решающей атаке!

Он буквально пресмыкался перед командирами, боясь, как бы его не постигла судьба гонца, приносящего дурные вести.

Мустафа-паша набросился на Пияле:

– Это все твоя вина! То, что вы не смогли помешать силам подкрепления пристать к берегу, просто непростительно! С самого начала тебя беспокоило только одно: сохранность твоего драгоценного флота, а в самый ответственный момент ты не смог им воспользоваться. Ты подвел своего султана, своих людей, Бога, в конце концов! Клянусь бородой пророка, своей ошибкой ты заслужил ощутить на себе меч султана!

Пияле лишь усмехнулся, глядя на старого генерала:

– Да будь у тебя хоть сорок тысяч воинов, ты и пятой частью не сможешь распорядиться. Ты четыре месяца брал остров, который можно взять за тридцать дней, и тебе нечего предъявить падишаху, кроме горы трупов и груды обломков, оставшихся от форта Сант-Эльмо. Твои воины разве что не бунтуют. Запал прошел, они сражаются как женщины, и благодарить за это султан должен тебя! Если его меч коснется моей шеи, то лишь на пути к твоей!

Мустафа выскочил из палатки.

– Трубите сигнал! – крикнул он своим ага. – Готовьтесь к эвакуации! Сожгите все, что нельзя унести!

Среди шороха одежд Мустафа шагал по лагерю, раздавая приказы. В медицинских палатках больные сползали с коек и сами тащили друг друга. Рабы под постоянные окрики грузили припасы обратно на корабли. Весь лагерь пришел в движение.

Часть флота дона Гарсии обошла вход в Великую гавань, каждая пушка трижды салютовала. Воины подкрепления высадились на севере острова, и теперь некоторые корабли возвращались на Сицилию, чтобы привезти еще солдат. Мария увидела их со стены и заплакала. Вокруг всей гавани подозрительно затихли турецкие пушки.

Мария кинулась к епископскому дворцу, но детей там не оказалось. Она принялась искать их на улицах города, но вскоре поняла, что они могут быть где угодно. Тогда она побежала в лазарет.

Поздней ночью, сидя у постели Кристиана, Мария увидела вспышки пламени. Временами они были такими сильными, что освещали лазарет изнутри ярко, как солнце днем. На этот раз огни ознаменовали собой не атаку, а отступление. Раздавались лишь отдельные пушечные выстрелы. Прислушиваясь к прерывистому дыханию Кристиана, Мария твердила свою сотую молитву за ночь. Она спросила цирюльника, будет ли Кристиан жить.

– На все воля Божья, – ответил он.

Когда ее глаза сомкнулись от усталости, она прилегла на грудь Кристиана и уснула под стук его сердца. Проснулась она на рассвете. Его состояние не изменилось. Мария вышла на улицу посмотреть, что произошло за ночь.

Солнце освещало холмы Коррадино, на которых не осталось ни одной турецкой палатки. Вершина Шиберраса была пуста. Подожженные платформы для пушек медленно тлели. Нигде ни одного турецкого флага. Она могла стоять на стене в полный рост, ничего не опасаясь. Из Биргу и Сенглеа доносились крики радости, облегчения и благодарности.

На ночь силы подкрепления разбили лагерь близ городка Нашшар, на высоком хорошем месте, где атаковать их было бы не так легко. На рассвете патрули выдвинулись в сторону Великой гавани. Они с удивлением обнаружили, что турецкие лагеря исчезли.

Великий магистр повелел открыть ворота Биргу и Сенглеа, а колокола на церкви Святого Лаврентия теперь не призывали на бой, а звонили в благодарность Богу. Городские жители кинулись за ворота и принялись обыскивать траншеи, снимая с погибших турок украшения и забирая оружие. Из подземных темниц под епископским дворцом Моисей вывел во двор шесть маленьких детишек, которые принялись обшаривать кухню в поисках еды. Повар смеялся и пел, раздавая малышам сухари и сушеное мясо. Из ям и углублений, из-под разрушенных стен и из расщелин вылезали женщины и хлопали в ладоши от радости.

Жильбер, барон де Бержерак, вел рыцарей и солдат к Шиберрасу. Они взобрались на высокий холм, откуда вдалеке была видна гавань Марсамшетт. Суровое лицо Жильбера расплылось в улыбке при виде долгожданного зрелища.

– Боже правый, ребята, вы только посмотрите!

Всего две недели назад барон советовал великому магистру сдать Биргу. А теперь вокруг всего Марсамшетта виднелись турки, покидающие свои посты. Мулы затаскивали на борт кораблей тяжелые грузы. Моряки работали в воде, очищая суда от водорослей, которые успели нарасти за лето. Войска плотными рядами теснились на палубах галер.

– Пушки! – заорал барон гонцу. – Отправляйся в Биргу и доставь мне легкие пушки!

Полчаса спустя шесть португальских пушек были установлены на руинах форта Сант-Эльмо, откуда барон велел открыть огонь по грузившемуся флоту.

– Господи, как хорошо стрелять сверху! – кричал барон, пока его воины вели огонь по туркам, которые отвечали одиночными, не очень удачными выстрелами.

Из Биргу прибыли новые солдаты с аркебузами и арбалетами. По распоряжению ла Валетта один из рыцарей принес флаг ордена, который через минуту уже реял над остатками форта Сант-Эльмо.

В это мгновение хитрый план ла Валетта раскрылся.

Мустафа-паша получил два доклада: один от конного разведчика, другой от капитана флота. Оказалось, что количество кораблей и людей, прибывших в качестве подкрепления, значительно меньше того, о котором сообщалось раньше. Мустафа мерил шагами палубу корабля.

– Мы должны уйти, – сказал Пияле. – Корабли под обстрелом.

– К черту твои корабли! – прогремел Мустафа. – Они нас провели. Слишком много жизней положено, чтобы теперь сдаться. Еще не поздно! Мы победим. Ага, прикажите людям высадиться обратно!

Османская дисциплина выдержала такой поворот. Как по тревоге люди начали сходить на берег.

Пияле не мог отменить приказ, но, как только все воины покинули корабли, дал сигнал своим капитанам отходить в открытое море, подальше от выстрелов. Он переместил флот выше, к заливу Святого Павла. Тем временем более девяти тысяч воинов Мустафы сгруппировались близ городка Мсида. Оттуда они двинулись в сторону Мдины. Только завидев намечающееся наступление, барон де Бержерак отправил гонца с сообщением к ла Валетту: Мустафа не уходит. Великий магистр велел гонцу предупредить командиров сил подкрепления. В Биргу и Сенглеа эйфория быстро сменилась шоком. Невероятно, но победа еще не была делом решенным.

На восточных холмах Мальты обе армии оценивали силы друг друга. Армия Мустафы по-прежнему была вдвое больше. Силам подкрепления передали жесткий приказ короля: не провоцировать врага, а попытаться прогнать неприятеля демонстрацией собственной мощи. При этом ни король Филипп, ни его вице-король дон Гарсия не подозревали, что за это время среди прибывших воинов, которых вели рыцари ордена Святого Иоанна, разгорелась настоящая жажда битвы. Долгие недели и месяцы на Сицилии они ждали возможности прийти на помощь своим товарищам. И теперь, когда они воочию увидели врага, их было уже не остановить.

– Держать строй! – крикнул командир, когда кони встали на дыбы, ряды пошатнулись и чуть не расстроились. – Держать строй! – кричал он снова и снова, но рыцари уже поднялись в седле, задние ряды начали напирать, и наконец вся армия двинулась вниз по пологому холму.

Вид надвигающегося войска сломил остатки воли у турецких воинов. Ломая строй, они кинулись к заливу Святого Павла. В ходе отступления между сипахи, турецкой кавалерией, и рыцарями на конях то и дело происходили кровавые побоища. Случались и небольшие стычки за незначительный перевес между пехотинцами, но в целом для всех, кто наблюдал за происходящим, картина была ясна.

Турки бежали.

Видя, что его надежды на быструю победу не оправдались, Мустафа сосредоточился на том, чтобы по возможности сберечь свои войска, бегущие к кораблям Пияле. Увидев слабое место, где христианские войска особенно напирали, он лично возглавил отряд янычар, чтобы посеять смятение среди христиан. Тем временем стрелки с кораблей Пияле расположились близ гавани и открыли огонь, обеспечивая прикрытие для армии,