Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых - Энн Райс

ошибся. Он повернулся, и я увидел впереди стройную фигуру мальчика с тонкой талией и прямыми плечами, с тугими бедрами, скрытыми под шелковыми чулками. Возле самой двери мальчик обернулся и снова жестом поманил меня за собой.

В голову мне приходили безумные мысли. Я шел за ним, и мне казалось, что прежде ничего не происходило. Как будто не было подземного склепа у кладбища Невинных Мучеников и не был этот мальчик ужасным демоном, пришедшим из далеких веков…

Мы сами были пределом своих желаний, и это спасало нас, а передо мной не простирался неведомый ужас моего вечного бессмертия… Мы плыли по волнам спокойного моря, видели вдали знакомые маяки… и для нас настало наконец время заключить друг друга в объятия.

Мы были одни в холодной и пустой комнате. Звуки далекого бала сюда почти не проникали. От недавно выпитой крови тело его было теплым, и я отчетливо слышал мощные удары его сильного сердца. Он еще теснее прижал меня к себе. За высокими окнами мелькали огни проезжающих мимо экипажей, и беспрестанно доносящиеся до нас с улицы тихие звуки давали ощущение безопасности и уюта, обещали все, что только может обещать Париж.

Я никогда не умирал. Жизнь начиналась сначала. Я протянул руки и прижал его к себе, слушая, как бьется его сердце. Я звал своего Никола, обращался к нему, чтобы предупредить о том, что все мы обречены. Капля за каплей из нас уходила жизнь, перед моими глазами стояли цветущие в саду яблони, и мне казалось, что я схожу с ума.

– Успокойся, успокойся, мой дорогой, – тихо шептал он мне, – нет ничего, кроме мира, покоя и наших сомкнутых рук.

– Тебе ведь известно, что для меня это было проклятой случайностью, – неожиданно заговорил я. – Я стал демоном против своего желания. Я все время плачу, словно потерявшийся ребенок. Я хочу вернуться домой.

– Да, да, конечно, – шептал он.

Вкус его губ был вкусом крови, но это была не человеческая кровь. Она была тем эликсиром, который дал мне Магнус, и я готов был отпрянуть от Армана. В тот момент я еще мог уйти. Я получил еще один шанс. Колесо сделало полный оборот.

Я кричал, что не стану пить, ни за что не стану пить, и вдруг почувствовал, как два горячих острых клыка с силой вонзились мне в шею и проникли в самые глубины моей души.

Я не в силах был пошевелиться. Все происходило точно так же, как и в ту ночь. Восторг, который я испытывал, был в тысячи раз сильнее, чем тот, который охватывал меня всякий раз, когда я держал в своих объятиях смертного. Я понимал, что он делает. Он насыщался мной! Опустошал меня!

Чувствуя, что он по-прежнему прижимает меня к себе, я опустился на колени. Из раны на шее неудержимым потоком хлестала кровь.

– Дьявол! – хотел было крикнуть я, но прошло какое-то время, прежде чем мне удалось произнести это слово. Тело мое было словно парализовано. – Дьявол! – снова прорычал я и, воспользовавшись замешательством Армана, отшвырнул его от себя.

Он рухнул на пол почти без сознания.

В ту же секунду я навалился на него, распахнул французское окно и выволок Армана в темноту ночи.

Пятки его царапали по камням, лицо превратилось в ужасную маску ярости. Потом я, крепко держа его за правую руку, принялся вертеть Армана из стороны в сторону, так что голова его запрокинулась и он не мог ни увидеть, ни догадаться, куда я его тащу, ни уцепиться за что-нибудь. Все это время я свободной рукой продолжал колотить его, пока кровь не хлынула у него из ушей, из глаз и носа.

Я волок его подальше от дворцовых огней. Он отбивался, стараясь освободиться, и заявлял, что непременно меня убьет, потому что теперь получил мою силу. Он выпил ее вместе с моей кровью, и в соединении с его собственной силой она сделает его непобедимым.

Совершенно обезумев, я схватил его за шею и прижал головой к дорожке. Я давил, душил до тех пор, пока из его разинутого рта крупными сгустками не потекла кровь.

Он не мог даже кричать. Колени мои буквально впились ему в грудь. Крепко сдавленная моими пальцами шея распухла, он вертел головой, а кровь все продолжала с булькающими звуками вырываться из его рта. Глаза его становились все больше и больше, но уже ничего не видели. Наконец, когда я почувствовал, что он ослабел и обмяк под моими руками, я отпустил его.

Однако потом вновь принялся избивать его и в конце концов вытащил шпагу, чтобы рассечь ему голову.

Пусть так и живет, если сможет. Пусть остается в таком виде бессмертным, если ему это удастся. Я уже замахнулся было шпагой, но в этот момент взгляд мой упал на его лицо. Струи дождя стекали по его щекам. Полуживой, не в состоянии даже молить меня о милосердии, не в силах пошевелиться, он пристально смотрел на меня.

Я ждал. Я хотел, чтобы он умолял меня. Я жаждал вновь услышать его коварный и обольстительный голос, который всего лишь на одно волшебное мгновение заставил меня поверить в то, что я снова жив, свободен и достоин уважения. Проклятый, непростительный обман. Ложь, которую я отныне не смогу забыть. Я жаждал, чтобы мой гнев преследовал его даже за порогом могилы.

Но он продолжал молчать.

И в это мгновение полного поражения и падения к нему вдруг вернулась его неземная красота.

Он лежал на посыпанной камнями дорожке всего в нескольких шагах от оживленной улицы, откуда доносился стук деревянных колес по мостовой и цокот лошадиных копыт, и был в эти минуты похож на искалеченного ребенка.

Но в этом ребенке были заложены вековое зло и вековые знания, и с его губ сейчас не слетали бесчестные обманы и мольбы. От него исходило ощущение того, что он есть на самом деле. Древнее, очень древнее зло, чьи глаза воочию видели те мрачные времена, о которых я мог только мечтать.

Я отпустил его, поднялся и вложил шпагу в ножны.

Потом отошел от него на несколько шагов и буквально рухнул на каменную скамью.

Вдалеке я заметил фигурки людей, занятых починкой сломанного французского окна во дворце.

Он лежал неподвижно. Вокруг царила темнота. Я смотрел на него совершенно равнодушно.

Лицо его непроизвольно оказалось повернутым ко мне. Спутанные, локонами вьющиеся волосы слиплись от крови. С закрытыми глазами и раскинутыми в стороны руками он казался забытым и брошенным порождением времени и сверхъестественной случайности,