Изгнанники - Михаил Михеев

– Я должен обдумать.

– Думайте. Но помните, первый выстрел в этой войне, неважно, произведем его мы или наши враги, будет означать конец любых договоренностей, об этом меня тоже предупредили. И лимит времени поставили очень жесткий.

Территория, контролируемая человечеством. Время и место не установлено.

– Итак, операцию можно считать успешной?

– Да. Все прошло точно по плану. Нам повезло, что французы оказались достаточно легковерными и чрезмерно зацикленными на собственной исключительности, но что еще ждать от этих снобов?

– Мне кажется, что куда больше повезло с этим русским адмиралом.

– Да нет, тут как раз никакого везения, один голый расчет. Русские всегда ведут себя подобным образом. Как бы они ни гордились тем, что смогли перестать думать о человечестве и интересуются только своими, в подобных ситуациях они всегда действуют в интересах людей как вида. И ничего не боятся.

– Знаете, я иногда им завидую.

– Я тоже. Только не стоит, чтобы об этом знал кто-то, кроме нас.

– Полностью согласен. Я слышал, что у вас была… э-э-э… маленькая накладка?

– Давайте называть вещи своими именами – так будет проще. Да, один из посланных на переговоры с русским адмиралом представителей решил нас предать. Мы заранее предполагали, что он может это сделать, точно рассчитали, что он может им сообщить, и держали ситуацию под контролем.

– Однако, насколько мне известно, переданная им информация могла привести к тому, что русские открыли бы огонь по нашему флоту. Вам не кажется, что ваше поведение не совсем соответствует тому, как должен вести себя союзник?

– Но ведь не открыли же.

– Мы вам поверили, мы предоставили для участия в операции свои корабли, причем их экипажи реально рисковали. Да случись что, конгресс снял бы с меня голову! Меня бы сожрали с потрохами!

– Прошу вас, не кипятитесь. Мы составили точный психологический портрет этого русского. Он все же сначала думает, а потом стреляет.

– Если я начну кипятиться, вам мало не покажется… Ладно, что вы сделали с предателем?

– Увы, ничего. Он успел бежать на Новый Амстердам, и там ему не только предоставили убежище, но и назначили начальником штаба флота – он все же грамотный офицер, а Новый Амстердам занимается возрождением своих вооруженных сил, и профессионалов такого уровня на планете не хватает. Достать его там мы не сумеем.

– Да? А я считал ваши спецслужбы лучшими в мире.

– Так и есть. Просто если с ним что случится, русские не будут разбираться, кто прав, а кто виноват. Меня уже предупредили об этом, и я не хочу рисковать.

– Да уж, здесь вы ошиблись.

– Как знать, как знать…

– Да ладно вам словесные башни выстраивать. Операция висела на волоске, а вы ходили с невозмутимой физиономией. Наверняка и сейчас, случись что, вы только плечами пожмете. Хорошо хоть, все прошло успешно.

– Меня это тоже, кстати, весьма радует. Наши границы обезопасены от агрессии иных рас, французы теперь в дерьме, и, хотя ничего не доказать, да никто и не пытается, они оказались в полной изоляции. И все удалось провернуть при минимальных затратах, чужими руками и без потерь.

– Да уж, а вот то, что Турция перестала существовать, уже явно лишнее.

– Для того чтобы взять главный приз, иногда надо жертвовать малым.

– Ой, оставьте вы наконец свои нравоучения. Если честно, они меня уже бесят. Лучше скажите мне, что мы будем делать с русскими? В глазах общественности они сейчас являются героями. Империя постаралась, чтобы информация о подвиге эскадры Нового Амстердама стала всеобщим достоянием.

– Да, этот раунд информационной войны вы явно проиграли. Сочувствую. Тем более что подвиг и впрямь был эпическим.

– Вы тоже проиграли, так что и я сочувствую вам.

– Уели, согласен. Но не все так плохо, как кажется.

– Да? И что же хорошего? Русские потеряли несколько десятков морально устаревших кораблей, что никак нельзя назвать для них критичным, весь мир перестал воспринимать их как оккупантов, захвативших населенные малыми, но гордыми и имеющими право на собственное волеизъявление народами планеты, и смотрит на них как на героев… При этом потери самих русских минимальны, в том флоте их и было-то всего ничего, они все больше из туземцев экипажи набирали.

– Вы обвиняете меня в нравоучениях, а сами разговариваете лозунгами. Смешно… Я предлагаю уточнить обстановку, а потом уже разобраться, как лучше действовать. Вы согласны?

– Да. Все равно при недостатке информации мы только, как говорят русские, дров наломаем.

– Вот и хорошо. Предлагаю встретиться, скажем, через месяц. Тогда разговор можно будет вести более предметно.

Российская империя. Военная база «Кондор». Время не установлено.

– Вы идиот, адмирал! Пропустить такую угрозу! Мой отец за такие шутки вас не то что с должности снял бы – вообще отправил на рудники.

– От ошибок не застрахован никто…

– Что-то много ошибок у вас в последнее время, и все они крупные.

– Взгляните вот сюда, пожалуйста.

– Что это?

– Это? Это запись одного очень интересного разговора. Только, пожалуйста, сделайте это не сейчас, а чуть позже, когда остынете. А после просмотра я безропотно приму любое ваше решение по моей скромной персоне.

– Хорошо, адмирал. Но даже если я вас прощу, помните: еще один такой ляп – и вы вылетите в отставку.

Неоконченный путь —

Диалог, что сорвался на взлете.

Маркер пройден опять

На опасном лихом вираже.

Никуда не свернуть,

Что-то будет на том повороте…

Если что-то менять,

То вчера. Или поздно уже?

С. Никифорова (Алькор). На «Полет Небесной Волны»

– Эй, Вася! Вылезай!

– Ну па!!! Я еще чуток…

– Вылезай, кому говорю! Ремня захотел?

– Оставь ребенка в покое, – развалившийся в шезлонге Соломин приподнял зеркальные солнцезащитные очки и с ухмылкой посмотрел на грозного папашу. – Пускай купается. Хищников крупнее пескаря тут не водится, а замерзнуть у него при всем желании не получится. Вода – как парное молоко. Да и глубина здесь полтора метра в самой глубокой яме.

– Ты мне это… перестань мальчишке потакать. Совсем его разбалуешь, – грозный папаша, отчаявшись выгнать сына из озера, в котором тот самозабвенно бултыхался, беспомощно махнул рукой, вернулся к своему шезлонгу и с размаху плюхнулся в него, подставив лицо местному солнцу, нежаркому и очень приятно ласкающему кожу. Деревянные ножки жалобно скрипнули и прогнулись, но выдержали тушу императора. Мальчишка, ощутив за собой поддержку хозяина этих мест и, по совместительству, сколько-то-тамюродного дяди, снова радостно нырнул. В прозрачной воде было отчетливо видно, как он ловко плывет, огибая под водой стебли местных кувшинок. Соломин ухмыльнулся про себя – парнишке явно здесь нравилось, а особенно нравилось, как он подозревал, то, что с ним не сюсюкались, предоставив ему полную и практически неограниченную свободу. Ну а он, соответственно, свободой этой распорядился по полной программе, целыми днями пропадая со сверстниками из ближайшей деревни в лесу или на речке.