Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Самым важным следствием успехов Графа Ламберта было открытие пути в Минск, куда Наполеон намревался отступить и о занятии которого Князь Кутузов не переставал писать Чичагову. 4 Ноября, на другой день после поражения Косецкого, Граф Ламберт вступил в Минск, так быстро, что предупредил там Домбровского, за несколько дней перед тем получившего от Наполеона повеление оставить наблюдение за Бобруйском и спешить для прикрытия Минска, куда и шел он форсированно, известясь от Брониковского об опасности сего города. Желая осведомиться о положении дел, Домбровский опередил свою дивизию и приехал в Минск, где застал все в величайшем смятении, потому что разъезды Графа Ламберта были в виду города, куда поодиночке и без оружия прибегали солдаты рассеянного отряда Косецкого. Домбровский поскакал назад, воротил дивизию с Минской дороги и повел ее к местечку Березину, в намерении идти оттуда в Борисов. Другая великая выгода, происшедшая от быстроты действий Графа Ламберта, состояла в том, что неприятели не успели истребить хлеба, комиссариатских вещей, пороха и свинца, свезенных ими в течение трех месяцев в Минск, назначенный Наполеоном главным складочным местом для армии. В магазинах нашлось столько хлеба, между прочим привезенного из Триеста сарачинского пшена, что его достаточно было для Дунайской армии на целый месяц. Наших пленных в Минске освобождено 110 человек. В лазаретах найдено 2224 неприятеля. Французское и польское начальства поступали с больными самым бесчеловечным образом, не только оставляя их без призрения, но даже по 10 дней не вывозя из госпиталей мертвых трупов, лежавших в одних палатах с больными[558].

Чичагов не отставал от своего победоносного авангарда и быстро подавался вперед, получая дорогой от Князя Кутузова повеления об ускорении марша, и без того поспешного. «Могу уверить вас, – писал ему Фельдмаршал, – что ужасы, кои видимы были в прошедшем году в армии Верховного Визиря, происходившие от голода, не могут сравниться с ужасами, приключающимися теперь с Французской армией[559]. Поспешайте к общему содействию, и тогда гибель Наполеона неизбежна. Весьма необходимо открыть скорое сообщение между вашей и главной армиями через Копыс, Цецержин, Ушу и Минск. Содействие сил может нанесть неизбежную гибель Наполеону»[560]. Извещая Чичагова о происходившем на разных театрах войны, Государь писал ему: «Вы видите, как необходимо вам стараться о соединении с Графом Витгенштейном в окрестностях Минска, или Борисова, и встретить армию Наполеона лицом к лицу, в то время когда Князь Кутузов преследует ее. Предоставляю вашему усмотрению выбор средств, удобнейших для достижения цели, чтобы не выпустить Наполеона из наших границ и уничтожить его армию, поставя ее между вами, Князем Кутузовым, Графом Витгенштейном и Эртелем. Рассчитывайте расстояние и время. 20 Октября был Наполеон у Гжатска, а вы 10-го между Брестом и Слонимом: следственно, вы можете поспеть в настоящую пору. Подумайте, какие следствия произойдут от того, если Наполеон вырвется из России и сформирует новую армию»[561]. 5 Ноября, в день Красненского сражения, пришел Чичагов в Минск. «Таким образом, – доносил он Князю Кутузову, – Дунайская армия находится уже на том пути, по которому отступает преследуемый Вашей Светлостью неприятель. Я не оставлю употребить с моей стороны всех способов содействия к совершенному его истреблению»[562]. От Графа Витгенштейна тоже пришло в Минск к Чичагову донесение, в ответ на привезенные Чернышевым уведомления. Это донесение было первое в походе, прямо от Графа Витгенштейна полученное. Он извещал о расположении своего корпуса и стоявших против него неприятелей. «Если Виктор будет оставаться в своей позиции, – писал Чичагов, – то я поспешу произвесть на него нападение»[563]. Так между нашими армиями начинали восстанавливаться непосредственные сношения.

Когда быстротою движений к Минску Чичагов заменял время, утраченное им на берегах Буга, получил он весьма неблагоприятное известие. Выше сказано, что, выступая из Бреста, он послал повеления Генералам Лидерсу и Эртелю примкнуть к армии, первому в Несвиже, второму через Игумен. Лидерс пришел в назначенное время, но Эртель, с 15 000-ным корпусом, не тронулся из Мозыря, а только отправил к армии 6 слабых запасных батальонов, 4 эскадрона и казачий полк. Причины, почему не исполнил он данного ему повеления, были: 1) он ждал из Житомира запасных эскадронов и спрашивал: оставить ли их в Мозыре или взять с собою?[564] 2) у него было до 2000 больных, 25 000 четвертей хлеба и 100 000 пуда сена. Имея от Князя Кутузова повеление провожать запасы в Бобруйск и требование от Игнатьева о доставке туда 5000 четвертей хлеба, без чего Игнатьев находил себя в невозможности довольствовать армию Чичагова, Эртель затруднялся, кому по выступлении из Мозыря поручить охранение запасов и перевоз их в Бобруйск, и 3) не выступал он в поход по нерасположению жителей и скотскому падежу[565]. Обо всех сих статьях требовал Эртель разрешений, в ожидании коих прошло так много времени, что, выступя в поход, он был остановлен ходом льда по Припяти и Птиче. Ему отказали от начальства, и на место его назначили Тучкова, коему Чичагов велел идти через Рогачев и Могилев на присоединение к Дунайской армии, а Сакену тогда же писал об отправлении к армии корпуса Эссена, желая заменить им войска, не пришедшие с Эртелем.

Имея в виду скорое занятие Борисова, Чичагов послал туда из Минска Графа Ламберта, подкрепив его двумя пехотными полками и ротой артиллерии. Генерал-Майор Чаплиц был отряжен к Зембину наблюдать Березину выше Борисова, а Полковник Луковкин к Игумену сторожить движения Домбровского. Минский губернатор Брониковский отступил или, лучше сказать, убежал в Борисов с остатком Минского гарнизона. Дорогой и в самом Борисове усилил он отряд разными командами, бывшими в городе и шедшими туда из Орши, отчего отряд его умножился до 4000 человек. На соединение с Брониковским шел с 3000 из Березина Домбровский, которому нельзя было бы сделать этого движения, если бы Эртель своевременно пришел к Игумену. 8 Ноября Граф Ламберт занял Жодин. Посланные им заблаговременно разъезды привели к нему пленных польских офицеров, показавших, что Домбровский почти бегом идет в Борисов, куда надеется поспеть в ту же ночь, и что перед вечером намерен он сделать привал. Графу Ламберту представилось два случая к дальнейшим действиям: 1) тотчас идти на Домбровского и атаковать его, на дороге или на привале; 2) ускорить марш к Борисову и предупредить там Домбровского. Первое казалось не совсем надежно. Между тем, пока шли на Домбровского, он мог сняться с привала и продолжать свое движение, а наши потеряли бы один марш. Потому Граф Ламберт решился идти прямо на Борисов, имея об укреплениях его сведения от находившегося при нем инженерного офицера, употребленного весной при тамошних крепостных работах. Хотя войско сделало уже в тот день 35 верст, в позднее осеннее время, но Граф Ламберт дал ему самый короткий отдых в Жодине и среди глубокой темноты, с 8 на 9 Ноября, пошел вперед. Ночной марш совершился благополучно. 9-го числа, за час до рассвета, не примеченные неприятелем, подошли наши войска на 2 версты к Борисову, и Граф Ламберт приказал в ту же минуту привести в исполнение следующие распоряжения: 14-му егерскому полку атаковать правую, 38-му левую сторону укреплений, а по открытии на флангах огня 7-му егерскому броситься на центр. В резерве остались 13-й егерский, Витебский пехотный, Александрийский гусарский, Арзамасский драгунский полки и 2 роты артиллерии.