Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

Один из наиболее старых и заслуженных ветеранов выпрямился и отважился обратиться к Омело.

— Военачальник, — сказал он, — я знаю, что это за звук.

— И что же это такое? — спросил Омело. Повернувшись в их сторону, Джиро узнал старого служаку, который состоял в почетном эскорте Халеско, когда тот сопровождал Ичиндара в варварскую Мидкемию для мирных переговоров с королем Лиамом. Переговоры были прерваны предательским нападением; кровь тысячи старших сыновей властителей Цурануани пропитала поле сражения. Халеско погиб в первые минуты побоища. Из его почетного эскорта остался в живых лишь один воин, который сумел вместе с тремя солдатами из других домов вынести раненого Императора через магический коридор на землю Келевана. В награду за спасение Света Небес этот человек был зачислен в личную охрану Джиро. Теперь он уверенно заявил:

— Я слышал этот звук, когда сражался с варварами, господин. — Так как грохот, доносившийся со стороны леса, приближался, он повысил голос. — У врага есть лошади! Лошади! Они скачут на лошадях!

В ту же минуту лес взорвался хаосом.

Воины в синих доспехах, каждый из которых мчался верхом на четвероногом варварском чудище, развернутым строем неудержимо устремились на отряд. Омело громко выкрикивал команды. В свое время он читал донесения солдат, которые сталкивались с конницей в Мидкемии, и знал, что в таком столкновении только один тактический прием может сулить пешим воинам хоть какую-то надежду на успех. Воины, сопровождавшие властителя, составляли цвет армии Анасати. Они повиновались без колебаний и рассредоточились, чтобы не быть растоптанными; иначе солдаты, которым никогда не доводилось подвергаться конной атаке, могли бы совершить ошибку, оставшись на месте, — тогда они попросту были бы опрокинуты и смяты. Носильщики Джиро в непреодолимом страхе подались назад и продолжали понемногу пятиться, тогда как телохранители пытались по возможности расположиться живым щитом между хозяином и атакующей конницей Шиндзаваи.

Джиро был близок к панике. Отряды Шиндзаваи находились не в двух днях пути от Священного Города, они здесь! Эти их чудовища несутся с невероятной быстротой! И к тому же они такие тяжелые! Комья дерна разлетались от их копыт, и содрогалась земля. Носильщики спотыкались, их шаг утратил уверенность, но Джиро почти не замечал немилосердной тряски. Лошади приближались атакующей цепью, копья всадников сверкали в лучах солнца.

Передние ряды воинов приняли удар. При всей их храбрости и стойкости им не на что было надеяться. Одних закололи копьями, другие полегли под копытами лошадей, как колосья квайета, побитые градом. Самые проворные сумели увернуться, но тут же их настигали мечи всадников в синих доспехах. Только ветерану мидкемийских войн удалось выбраться. Он ловким приемом подрезал сзади сухожилие чудовища, и дергающаяся туша рухнула на землю. Седок успел спрыгнуть и вскочил на ноги; его ругань смешалась со стоном лошади, странно похожим на жалобный крик человека. Мечи скрестились; взметнувшаяся желтая пыль скрыла победителя схватки.

Второй шеренге повезло ненамного больше. Один солдат успел вонзить кинжал в грудь лошади, прежде чем его сбили с ног. Всадники сразили большую часть обороняющихся, но затем их копья — даже те, которые не сломались и не застряли в человеческой плоти, — стали бесполезными: они были слишком длинными, чтобы парировать удары мечей противника в ближнем бою. Джиро чувствовал, как пот струится у него по коже под доспехами. С его губ срывались проклятия. Он может умереть здесь! Какая нелепость! Погибнуть как Халеско, без толку ринувшийся в гущу сражения?! Умереть от удара мечом, словно какой-нибудь необразованный чурбан, полагающий, что такой конец прибавит ему чести! Властителю Джиро претила самая мысль о подобной смерти. Сначала он разделается с Марой!

Он отшвырнул прочь подушки и выскочил из паланкина, как загнанный в ловушку разъяренный саркат.

Омело еще оставался на ногах и продолжал выкрикивать команды. Натиск Шиндзаваи утратил первоначальную силу: лошади сворачивали в сторону, стараясь не наступать на павших, и боевой порядок следующих рядов нападающих оказался расстроенным. Но теперь всадники, словно слившиеся воедино со своими дьявольскими тварями, крутились, выписывая бешеные пируэты, и крушили мечами пеших воинов, задыхающихся от пыли. Солдаты Анасати не отступали. С героической отвагой они удерживали позиции, находясь в самом невыгодном положении: их монолитный отряд теперь был разрезан на небольшие группы врагами, которые разили их ударами сверху. Умение отражать такие удары всегда было наиболее слабым местом цуранского искусства фехтования. Погибали лучшие из лучших: они падали с рассеченными шлемами, и сухая дорога впитывала их кровь.

А всадники продолжали наступать. Они стягивались к паланкину и к сомкнутому строю личной охраны Джиро — последнему оплоту его обороны, отборным воинам. Сейчас в воинственных возгласах тех звучал вызов, но даже самые дерзкие из них понимали, что силы слишком неравны.

Омело сыпал кощунственными проклятиями. Чимака, казалось, куда-то пропал. Мечи со свистом рассекали воздух. Некоторые из них встречали парирующий удар и отклонялись от цели, но слишком многие глубоко вонзались в драгоценные красные доспехи, и еще более драгоценная красная кровь орошала землю.

Упала еще одна раненая лошадь, но воин, оказавшийся слишком близко, был сбит с ног ударом взметнувшихся копыт. Джиро подавил подступающую к горлу волну тошноты и вытащил свой меч. Он был не силен в военном искусстве, но приходилось либо сражаться, либо умереть.

Крики смертельно раненных резали ему слух. Ошеломленный и подавленный жестокой реальностью битвы, он пытался укрепить свой дух, готовясь к первой в его жизни рукопашной схватке. Только семейная гордость заставляла его держаться прямо.

Одна лошадь приблизилась к его оборонительной линии и поднялась на дыбы; она казалась черной на фоне раскаленного неба; ее копыта мелькали в воздухе. На затененном шлемом лице всадника выделялись белые зубы. Одного взгляда на плюмаж этого шлема хватило властителю Анасати, чтобы понять, кто перед ним. Всадником был Хокану.

Джиро поднял голову и увидел глаза, такие же темные, как у Камацу, и с таким же необычным разрезом. Во взгляде этих глаз не было жалости, но было знание: властитель Анасати — трусливый убийца.

В этих глазах Джиро прочел свой конец.

Отступать было некуда.

Он встретил первый удар меча, как его учили, и сумел отпарировать второй. Но тут под ноги ему попалcя умирающий воин; Джиро наступил на него и едва не упал. Горечь обожгла горло, и его покинули последние силы, а враг не собирался медлить. Лошадь Хокану надвигалась, словно демон, и меч, занесенный для удара, сверкал на солнце.

Джиро снова оступился. Нет! Он, который гордился своим разумом и тонкостью чувств, будет изрублен мечом на куски?..

Объятый непреодолимым ужасом, он повернулся и бросился бежать.

Все представления о бесчестье испарились перед этим воплощенным ужасом, который с грохотом настигал его. Джиро задыхался, каждый его мускул ныл от напряжения, но он не обращал на это внимания. Ему необходимо было добежать до леса. Разум может одержать верх над мечом, но только если он сумеет уцелеть в следующие пять минут. Он последний из сыновей в их роду. Это не позор, а всего лишь благоразумие — пытаться выжить любой ценой, потому что Мара, будь проклято ее имя, должна умереть раньше него. После этого пусть боги делают с ним все, что угодно.