Ты не поедешь на отбор! - Яна Анатольевна Спасибко

— Ой, чего они там не видели. — Отмахнулась я. — И в домашнем платье меня потерпят.

Лотсгордов я откровенно говоря, не любила.

Впервые они нагрянули к нам в гости года четыре назад, когда мы только обустроились в новом доме. В каждом их жесте тогда сквозило высокомерие. Как же, баронеты почтили высоким визитом дом простого мастерового торгаша, не разуваясь прошли в столовую, хотя тапочки им были предложены, натоптали грязными башмаками…

Отец их тогда встретил с достоинством. И маменьке не велел спины перед ними гнуть, хотя она все порывалась услужить знатным господам. Я же чувствовала себя оплеванной в собственном доме.

Ситуация в корне изменилась, когда нам дали титул. Как к равным, к нам конечно относиться не стали. Но высокомерие сменилось холодным снисхождением — для них мы так и остались неотёсанной деревенщиной. И для кого, спрашивается, наряжаться?

Матушка изо всех сил старалась соответствовать диве [дива — уважительное обращение к женщине из высшего общества. К не замужней девушке — дева] Амали, матери семейства Лотсгард, и на редкость неприятной тетке. Была она высока, худа как вешалка, с сухой как пергамент кожа и глубоко запавшими морщинами вокруг глаз и губ. Сходство с вешалкой ей добавляла любовь к непропорционально громоздким украшениям.

— Даже если ты на коровку седло наденешь. — Беззлобно посмеивался отец над маменькой. — Племенной кобылой она от этого не станет.

Матушка каждый раз дико обижалась, и выписывала себе отрез ткани на новое платье, чтоб не хуже, чем у Амали.

День, а за ним и вечер выдался слишком жарким, чтобы переодеваться из легкого домашнего платья во что-то другое. Но, чтобы не расстраивать мать, я все же поднялась на верх, в наши с сестрой комнаты.

Комнаты на двоих у нас было три — общая гостиная, где стояла утварь для рукоделия, столики с косметикой, книжные шкафы и письменные столы, из которой можно было попасть в обе наши спальни. Идея такой планировки наших комнат принадлежала отцу, он считал, что общая игровая, а за ней и гостиная сблизит нас с сестрой, заставит обзавестись общими интересами. Но вместо этого она оказалась поделена на две зоны: на моей половине стояли в основном книги, на стороне Лизи — холст с красками у окна, да шкатулки с рукоделием.

Слишком мы с Лизабетт были разными, в том числе и внешне. Сестра вобрала в себя что-то от обоих родителей. Была крепко сбита, как оба родителя, темноволоса как отец, и круглолица как маменька, к тому же со щек ее еще не сошла подростковая пухлость.

Я же, как и младший брат, была точной копией папеньки — такая же черноволосая и светлокожая. Разве что я у них получилась тонкокостной, щупленькой. Отец как-то проговорился, что в бабку, а маменька все причитала, что меня такую узкотазую замуж никто не возьмет. Пф. Да больно нужен мне этот ваш замуж!

Я немного повертелась перед зеркалом, подведя розовым блеском губы, и переплетя в тугую косу растрепавшиеся за день волосы, сочла свою миссию выполненной.

Соседи наши были семейством гораздо более многочисленным, чем мы. Несколько лет назад их отец, муж дивы Амали, трагически погиб во время стычки на границе с империей темных, и с тех пор они жили чуть ли не впроголодь. Конечно, от нас это тщательно скрывали, на встречи с нами одевали все самое лучшее, не забывая про драгоценности. Но их визиты всегда ассоциировались у отца с набегами саранчи. Зачем в ушах у дивы Лотсгард драгоценные камни, если дети ее видят сахар только по большим праздникам?

— Прихорашиваешься? — Услышала я за спиной язвительный голос Лизи. — Правильно, я б на твоем месте еще и приоделась. Маменька сегодня приготовила праздничный стол.

— А ты откуда знаешь? — Я критически осмотрела свое нежно-бежевое платье простого кроя, но переодеваться желания все равно не возникло.

— А ты чаще на кухню заглядывай, там много чего интересного говорят… — С загадочным видом изрекла она, и скрылась за дверью своей спальни.

Вот вредина, теперь ни слова из нее не вытянешь. И мне бегать тормошить прислугу уже некогда. Ну ладно, по ходу дела разберусь.

Ужин маменька действительно закатила грандиозный. Мы с отцом только переглядывались удивленно. Лизабетт сидела напротив меня с довольным видом, не желая делиться информацией, и чувствуя себя хозяйкой положения. Маменька неодобрительно поглядывала на меня, старательно обслуживая дорогих гостей. И только тринадцатилетний Аллойз искренне радовался тому, что у него на ужин буженина под кисло-сладким соусом, а не опостылевшие овощи, тушеные с мясом.

Гости с постными минами сидели по своим местам, стараясь как можно величественнее положить в свои тарелки всего и побольше, при этом старательно делая вид, что оказывают нам великое одолжение.

Девчонка с кухни подала на стол запотевшие от холода графины со слабым столовым вином, и один — с отваром из ягод шиповника для отца. Он спиртное не пил. Никогда.

Мне по такой жаре есть особо не хотелось, но я то и дело отщипывала по кусочку то от одного, то от другого блюда, просто чтобы занять руки.

Дива Амаль сегодня прибыла в сопровождении всего своего выводка (а это на минуточку, семь человек) и в сопровождении старшего своего сына — Маркуса, недавно приехавшего к матери в деревню на побывку со службы.

Маркус был на несколько лет старше меня, и когда я его видела в последний раз — он был щуплым прыщавым подростком. Потом ушел на королевскую службу, чтобы все благородное семейство могло хотя-бы сводить концы с концами на его жалование.

Сейчас он, конечно, возмужал, раздался в плечах, поздоровел, как будто даже стал выше… не плохо его откормили на казенных харчах, я скажу.

Парадный красный мундир, в коем он решил явить себя простому люду (нам, то есть) обтягивал широкую грудь. Облегающие черные брюки подчеркивали узкие бедра.

Я беззастенчиво рассматривала его мундир, и одобрительно кивала своим мыслям — годиков через пять Аллойз наденет такой же, и сидеть он на нем будет не хуже, а то и лучше во сто раз.

Маркус, судя по всему, расценивал мой благосклонный взгляд по-своему. Он галантно предлагал мне отведать то одно, то другое блюдо, на все лады расхваливая маменькину кухню.

После ужина все переместились в большую гостиную, где матушка с дивой Амалью обсуждали последние вести из столицы.

Судя по взгляду отца — он бы уже и рад бы устраниться в мастерскую, но чувство такта не позволяло ему этого сделать. Гости же, судя по всему, пока не собирались восвояси.