Корабельные будни офицера 7-го ВМФ - Александр Витальевич Лоза

труба» — это линкор на Черноморском флоте, сиречь «Севастополь».

Линкор «Севастополь» был невероятным кораблем. И сегодня, его низкобортный, гладкопалубный лаконичный силуэт с возвышающимися высокими боевыми рубками, двумя монументальными трубами и четырьмя могучими трехорудийными башнями, вызывает чувство силы и флотской мощи. Высота корпуса с современный четырехэтажный дом, и это без труб и мачт. Главные механизмы линкора включали 25 паровых котлов системы «Ярроу» и четыре паровые турбины «Парсонса». Четыре трехлопастных винта сообщали этому морскому «левиафану» скорость хода более 23 узлов.

Линейные корабли, на момент своего строительства, были самыми сложными, самыми современными и дорогими механизмами в истории человечества.

Историческая справка.

Линейный корабль «Севастополь» построили на Балтийском судостроительном и механическом заводе в Санкт-Петербурге. На момент сдачи корабля флоту, на ходовых испытаниях 27 сентября 1914 года при водоизмещении 25 300 тонн мощность энергетической установки линкора составила 32 950 лошадиных сил при частоте вращения главных турбин — 260 оборотов в минуту.

Броневой пояс линкора «Севастополь» толщиной 225 мм простирался вдоль ватерлинии на протяжении 116 метров. Броня стенок боевых рубок достигала 250 мм, а орудийных башен — 203 мм. Запас топлива равнялся 1950 тоннам мазута. Дальность плавания экономическим ходом составляла 2160 миль. Экипаж линкора состоял из 31 офицера, 28 кондукторов и 1066 нижних чинов.

Этот гигант, при своем строительстве, обошелся Российской империи, в фантастическую по тому времени сумму — сорок миллионов рублей.

В Первую Мировую войну, новейшие русские линкоры отстаивались в базах. Командование берегло их, поэтому линейные корабли в боевых действиях против кайзеровского флота практически не участвовали…

Во время Второй Мировой войны, командование советского Черноморского флота тоже берегло линкор. Так и дожил «Севастополь» плавая, стреляя, сжигая мазут и порох, прокачивая через свое механическое нутро воздух и воду и периодически меняя экипаж до 1949 года, до глубокой корабельной старости — до своих 35 лет.

Нынешняя стажировка на линкоре «Севастополь» выпускного курса Каспийского Высшего Военно-Морского училища была не обычной морской практикой. Корабельные курсанты советского времени, как и корабельные гардемарины времен Российского Императорского флота, дублировали офицерские должности, а это означало, что они уже почти офицеры.

В кубрике линкора было жарко. Под подволоком тускнело ночное освещение — синие аварийные лампы. Слышалось похрапывание спящих курсантов. Флотская мудрость гласит: «Лучшее лекарство от всех грядущих волнений — заблаговременный сон», но Виталию не спалось. Привычная ночная тишина корабельного чрева, наполненная шумом воздуходувок вентиляции гоняющих воздух по отсекам, звуками движения воды и пара в корабельных трубопроводах, далеким гулом электрогенераторов, работающих помп и прочих механизмов, раздающимися по трансляции командами о смене вахт, неожиданно стала для него оглушающей. Он долго ворочался, но сон все не приходил…

Выйдя из кубрика и пройдя несколькими корабельными коридорами и трапами, Виталий поднялся на верхнюю палубу. Примостившись у надстройки, бережно развернул письмо и в свете корабельного светильника начал читать: «Виталька, милый, здравствуй!..» Сердце радостно забилось…

Эти письма — письма Лидии и Виталия, очень личные. Даже спустя шестьдесят с лишним лет, они остаются очень личными. Это письма моей мамы и моего отца. Сначала я сомневался, имею ли право читать и опубликовывать их. Но ранний уход из жизни моих родителей и прошедшие с момента написания десятилетия, подсказывали, что в этих письмах, как в капле воды, отражается не только личная жизнь Виталия и Лиды, но и жизнь молодых людей того далекого послевоенного поколения: о чем думали и переживали, какие книги читали и фильмы смотрели, как учились, работали и отдыхали.

С большим душевным трепетом перелистывал я пожелтевшие от времени листки бумаги в линейку и клеточку. Сохранилось 92 письма. Из них шестьдесят одно письмо Виталия и тридцать одно письмо Лиды, за период с октября 1948 года по октябрь 1949 года и несколько писем 1952 и 1954 годов. Мне думается, в этих письмах, сохранилось для нас главное — тепло души Лиды и души Виталия, сконцентрированное дыхание их времени. Наверное, судьбе было угодно, вернее необходимо, чтобы мы почувствовали это дыхание, поэтому письма и сохранились …

Сначала Лида думала, что письма — малоговорящая вещь, но со временем, их с Виталием переписка, во — многом, стала смыслом ее существования. Лидочка с нетерпением ждала писем. Они приносили ей радость, поднимали настроение. Конечно, письма не могли заменить живого общения, но тем сильнее, от письма к письму, становилось желание личной встречи:

«… Виталька, с каждым днем, с каждым твоим письмом я больше узнаю тебя, узнаю твою хорошую, добрую, сердечную, ласковую душу…

Мне очень нравятся твои взгляды на жизнь, на всю окружающую обстановку, ты смотришь на нее реально с широко раскрытыми глазами, с чистым сердцем и открытой душой. Зная о том, что ты думаешь обо мне, мне радостнее на душе, мне легко работать, жить, легко учиться. Я мечтаю о встрече с тобой…»

Интенсивность, с которой велась переписка, делает ее подобной дневниковым записям. Молодых людей, разделенных тысячами километров соединяли листки бумаги, которым они доверяли свои мысли и чувства… Это был первый, после знакомства в Кременчуге 13 сентября 1948 года, год в разлуке, и они писали и писали друг другу. В строчках писем читается мечта о встрече, желание перенести разлуку и быть вместе:

«Виталька, милый, здравствуй!

… У нас стоят замечательные погоды, цветет акация, ландыш и сирень оцветает, какие чудесные вечера, вот сегодня села на крыльце, поиграла на аккордеоне, «попела», вспомнила тебя и вот решила поговорить с тобой на сон грядущий. Может быть, в этот момент ты тоже вспоминаешь меня, вспоминаешь ту, которая тебя ждет…»

Лидочка Сорокина прекрасно пела. Пела душой, легко и свободно. Когда она брала аккордеон и начинала играть и петь — затихал стук костяшек домино, мальчишки прекращали гонять мяч — весь двор слушал ее. Одной из любимых Лидиных песен в тот год была «Цветочница Анюта»:

«Но однажды весной лейтенант молодой

Взял корзину цветов в магазине,

Взглядом полным огня посмотрел на меня

И унес мое сердце в корзине…

И с тех пор я грущу, позабыть не могу

Нежный блеск золотистого канта.

И в открытую дверь, ожидаю теперь

Из прохожих — одних лейтенантов…»

Письма Виталия были желанны и нравились Лиде. Конверты с обратным адресом: Баку, Каспийское ВВМУ — поднимали настроение, она ходила словно именинница…

«Сегодня получила твое письмо… хожу как именинница. Витуська, все твои письма очень разнообразные, и мне очень и очень нравятся.

… А вот теперь мы с тобой уже (можно сказать) самостоятельные люди…

Ты будешь офицер флота, а я буду учить молодое, новое, здоровое поколение… которые