Троцкий и заговор в Красной Ставке - Сергей Войтиков

Могильную плиту на события, связанные с заговором в Полевом штабе, наложили доклады на I съезде особых отделов И.П. Павлуновского и управляющего делами ВЧК Г.Г. Ягоды от 22 декабря 1919 и 3 января 1920 г.[8] Полевой штаб ни в одном из них не назван, зато сказано, что контрреволюционная организация «Национальный центр» использовал для своих целей аппараты ГУ ВУЗ, ГВИУ, ЦУС, Штаба ж.-д. войск; имел сильные связи в ВЗС, ВГШ и «некоторых главках и центрах»; «почти во всех органах (военного) управления сидели белогвардейцы» (Павлуновский)[9]. Объяснение простое: арест нескольких десятков человек, чей контрреволюционный настрой весьма сомнителен, проще было подать в контексте видного дела — таким и стало дело «Национального центра». Историки только в начале 2000-х гг. стали понимать, что корпус генштабистов отнюдь не был единым[10], а в 1918 г. для любого партийного работника все военные специалисты высшей квалификации и подавно были «на одно лицо». Поэтому в докладе Ф.Э. Дзержинского на заседании Московского комитета РКП(б) от 24 сентября 1919 г. вопрос о подготовке военного переворота в Ставке даже не упомянут в контексте арестов членов «Национального центра» и сотрудников штаба Добровольской армии Московского района (док. 3.7). Особый отдел ВЧК и его руководители подвергались жесткой критике со стороны главы военного ведомства, у них появился шанс отомстить лично Троцкому и поднять свою значимость — если в армии повсюду враги (по заявлению Павлуновского, в конце 1918 г. «контрреволюционная организация (в армии)…окончила свое строительство»[11]; Ягоды — «раскрытые крупные белогвардейские организации, „Национальный центр“ и др., показывают, до какой степени контрреволюция внедрилась в наш военный аппарат»)[12], то и значимость особых отделов должна вырасти — перед ними «стоит тройная задача. Во-первых, борьба с персональным предательством, во-вторых, фронтовой контрреволюцией и, в-третьих, с технической контрреволюцией»[13]. С точки зрения «связи» «Национального центра» и «заговора в Полевом штабе» представляет интерес наблюдение специалиста по истории белогвардейских спецслужб Н.С. Кирмеля: «Имеющиеся материалы не позволяют однозначно говорить о связи между разведывательными органами А.И. Деникина, А.В. Колчака, Н.Н. Юденича и антисоветским подпольем в Москве, Петрограде и других городах»[14]. Какая уж тут связь между Главкомом и генштабистами — с агентами Деникина?

Над подоплекой этих событий в постсоветской период ломали голову биографы Троцкого В.Г. Краснов и В.О. Дайнес, исследователи кадров военного ведомства (С.Т. Минаков, Я.Ю. Тинченко) и специалисты по истории разведки (В. Колпакиди и Д. Прохоров) и др. Считают, что «заговор» имел место, С. Остряков, Е.И. Белов и И.А. Дорошенко, публицист Л. Млечин, Н. Черушев и С.Т. Минаков. Исследователь А.А. Зданович в историографической части своей статьи о «заговоре» дает оценки работам С. Острякова, Е.И. Белова и И.А. Дорошенко, Л. Млечина и Н. Черушева. По оценке исследователя, «С. Остряков не только подтверждает наличие заговора, но и указывает на связь заговорщической группы с французской и польской миссиями, а также с антисоветским подпольем в Москве. Следовательно, „офицерскую организацию“ смело можно назвать шпионской, что и было сделано» Е.И. Беловом и И.А. Дорошенко в статье «Создатель советской военной контрразведки». Леонид Млечин в книге «Русская армия между Троцким и Сталиным» искал факты о противостоянии этих лидеров РКП(б). Естественно, по меткому замечанию А.А. Здановича, «эпизод с арестами в Ставке летом 1919 года как нельзя лучше подходил для решения поставленной задачи». Николай Черушев, посвятив 18 старании своей книги «Военное заговоры в Советской России: действительные и мнимые» и не введя в научный оборот новых фактов, сделал одиозный вывод: «…компетентные органы уже в те годы предпринимали меры, чтобы показать свою полезность делу революции, где надо и не надо размахивая карающим мечом»[15].

В параграфе «Слухи о военном заговоре в Красной армии» в исследовании о советском военном руководстве 1920-х годов Сергей Минаков ограничивается пересказом 3-х документов сборника 1975 г. «В.И. Ленин и ВЧК» и позднейшими мемуарами Троцкого. Ссылка на единственный документ предельно неточна: РГВА, ф. 33987 (в фонде секретариата председателя Реввоенсовета Республики 3 описи, тысячи дел и миллионы документов). С.Т. Минаков пишет, что один из участников контрреволюционной группы (скорее всего, имеется в виду состоящий для поручений при Главкоме Е.И. Исаев) заявил, что группа планировала «создать сильный „Генеральный штаб, который влияет на все отрасли жизни страны в целях ее военной мощи, независимо от того, кто стоит во главе правления“», войдя для этого в контакт со служившими у Деникина и Колчака выпускниками Императорской Николаевской военной академии[16]. С.Т. Минаков считает июльские аресты кульминацией событий, начавшихся в мае 1919 г. и связанных с белогвардейской организацией в Петрограде, изменами ряда военных специалистов и сдачей нескольких фортов на подступах к Петрограду[17].

Остальные исследователи (И. Дойчер, В. Краснов и В. Дайнес, А. Колпакиди и Д. Прохоров, Я. Тинченко, А. Ганин) считают обвинения Главкома и его соратников фальсификацией, но расходятся в определении ее причин.

Апологету главы военного ведомства Льва Троцкого Исааку Дойчеру показалось, что арест И.И. Вацетиса (и, соответственно, его сотрудников) был задумкой главного противника Л.Д. Троцкого — И.В. Сталина. Арест Главкома, предположил Дойчер, должен был в очередной раз унизить Троцкого[18]. На наш взгляд, такое объяснение — результат поздней (1929 г.) положительной оценки Троцким Вацетиса в мемуарах[19]. Версия И. Дойчера представляется малоубедительной: отношения Вацетиса и Троцкого были натянутыми. Показательна телеграмма председателя Президиума ВЦИК Я.М. Свердлова Л.Д. Троцкому от 2 декабря 1918 г., из которой следует, что последний унизил Вацетиса перед его подчиненными. Главком даже подал в отставку, заявив своим коллегам, что не останется на занимаемом посту — даже под угрозой ареста за саботаж. Поставившие об этом в известность Свердлова коллеги Вацетиса опасались, что Главком покончит жизнь самоубийством. Председатель Совета рабочей и крестьянской обороны Ленин и Свердлов сочли уход Вацетиса нецелесообразным и поручили Троцкому «устранить конфликт, чтобы не осталось и следа от него»[20]. Сам Вацетис этот эпизод описывал впоследствии иначе: «Л. Троцкий подал жалобу на меня во ВЦИК. На что он жаловался — не знаю. Я заявил… Аралову, что без должной самостоятельности я не считаю возможным продолжать работу по должности Главнокомандующего до разрешения инцидента с Л. Троцким. Я перестал посещать штаб, а свои объяснения и всю переписку направил председателю Совета Обороны т. Ленину. В связи с… инцидентом произошел забавный случай. Телеграмма Л. Троцкого была разослана в незашифрованном виде и сделалась известной в штабе, где вызвала различные толки. Между прочим, до меня дошли сведения, что Л. Троцкий ищет другого Главнокомандующего. Я решил оставить должность Главнокомандующего и послал телеграмму в Наркомвоен Советской Латвии тов. Петерсону К.А. с просьбой предоставить мне место командира полка в Латышской стрелковой дивизии. Петерсон показал эту мою телеграмму Ленину, что вызвало его вмешательство в создавшийся инцидент. Троцкий остался крайне недоволен моей телеграммой Петерсону и решил сорвать свою злобу на комиссаре штаба тов. Гиршфельде, сдавшему означенную мою телеграмму на аппарат, и посадил его на гауптвахту. Получилась какая-то комедия в духе Priegelknabe»[21]. Что касается позиции Исаака Дойчера, навряд ли устранение такого сотрудника стало бы унижением для Троцкого, хотя (отдадим ему должное) предположение И. Дойчера о заступничестве Троцкого за Вацетиса полностью подтверждается источниками[22]. Тот факт, что Сталин умело воспользовался ситуацией, еще не означает, что за «заговором» стоял именно он[23]. Сам Троцкий в мемуарах высказал 2 предположения о возможных причинах ареста Вацетиса (с оговоркой — «ничего серьезного за этими обвинениями не крылось»): неосторожные разговоры с «двумя-тремя молодыми офицерами» и чтение биографии Наполеона Бонапарта «на сон грядущий»[24] («предположения» Троцкого — намеренное искажение фактов).