Сводные - Жасмин Майер

Со звоном посуды мгновенно замирает ресторан. Люди не доносят вилки с едой до рта. Уставшие от карантинной изоляции, все рады внезапному спектаклю.

Столикам сбоку от меня достались лучшие места — им отлично виден мой живот, и для них трагедия ясна даже без либретто (4). Зычный голос отца донесет подробности и до мест на галерке, никто из зрителей не уйдет обиженным.

Мне не привыкать к вниманию, но раньше после нескольких секунд тишины следовал взрыв аплодисментов. А я позволяла себе улыбку подрагивающими от волнения губами.

Я мечтала о бенефисе на сцене, но не таком. Но другого уже не будет.

Отец останавливается, тяжело дыша. В таком состоянии он, пожалуй, может сделать все, о чем грозился.

— Это не Яков.

— А кто тогда?… — отец вдруг бледнеет. — Тебя ведь не…

— Нет, — качаю головой. — Меня не насиловали.

Я сама хотела этого, папа. Очень хотела.

Стеклянные двери ресторана распахиваются с приветливым перезвоном колокольчиков, которые не было бы слышно из-за привычного роя голосов. Но теперь в ресторане тихо.

Драма настигла кульминации. В такие моменты обычно замирает даже многоголосый оркестр.

На пороге появляется красивая стройная женщина с каштановыми волосами. Думаю, она улыбалась, когда только заметила нас, но знать этого наверняка я не могу — маска скрывает половину лица Оксаны. Все защитные маски у Оксаны необычные, дизайнерские, и я никогда не видела ее, например, в обычной медицинской. Сейчас на ее лице маска с кружевом, которая делает ее похожей на восточную принцессу. Особенно когда ее темные глаза так густо подведены.

Оксане хватает нескольких секунд, чтобы понять, что все очень плохо. Она оказывается возле нашего стола, даже не сняв кашемирового пальто на входе. Оксана правильная, поэтому маску она срывает со своего лица только у стола и зачем-то шепчет ярко-накрашенными губами:

— Что случилось?

Отец недолго смотрит на свою невесту, но, кажется, даже не узнает ее. Взгляд у него дикий. Ошалевший.

Зеленый яд его глаз возвращается ко мне.

— Юля, — хрипит папа. — Кто он? Назови его имя, чтобы я его уничтожил.

— Какие ужасные вещи ты говоришь! — Оксана оглядывается по сторонам и тянет моего отца вниз, сесть, но он вцепился в край стола и не сдвигается. — Платон? Юля, что ты ему сказала?…

Оксана ахает, замечая мой живот. Прикрывает рот ладонью.

Ну да. Его нельзя не заметить.

На УЗИ я очень боялась услышать, что там двойня, но плод оказался один. Просто я очень худая.

Как иначе, я же балерина.

Была.

— О боже… — шепчет Оксана. — Юля, девочка, когда это произошло, мы ведь все время виделись?… Костя! — командует Оксана, глядя на появившегося в дверном проеме сына. — Костя, не раздевайся, мы уходим! Платон, идем. Не нужно разбираться с этим здесь.

Держась одной рукой за живот, я тоже смотрю на Костю. Он только вошел в ресторан. Над черной маской сверкают его серые глаза.

Мой Кай.

Прости, но я больше не могла скрывать правду.

— Кто это сделал, Юля? — ревет мой отец, отпихивая в сторону Оксану. — Скажи мне! Я должен знать, какому мудозвону оторвать яйца!

Отец сильно встряхивает меня за плечи. Сейчас ему плевать на сплетни, на прессу и репутацию. Даже на меня в какой-то мере.

— Язык проглотила?! Говори! Кто он?!

— Тише, Платон! Ну что ты такое говоришь… — причитает Оксана. — Все будет хорошо. Мы справимся. Справимся с этим вместе! Девочка обязательно обо всем расскажет, только позже. Позже!

Нет, я сделаю это сейчас. Сегодня, сидя в кресле перед Ксенией Михайловной в Москве, я поняла, что и так врала слишком долго.

Мой сводный брат по-прежнему стоит в проходе, держа дверь нараспашку, но никого в ресторане не волнует промозглая питерская сырость. За его плечом в свете фонарей искрят желтым вспышками капли дождя.

Кай внезапно срывает с себя маску, хотя не имеет права этого делать, стоя на пороге ресторана, но, в отличие от матери, плевать он хотел на правила.

Давай. Скажи ему всю правду, читается в его стальных глазах. Раз начала, иди до конца.

Он готов к последствиям.

А я по ощущениям несусь к краю сцены, не замечая темного провала оркестровой ямы. В ушах гремит так и не исполненная партия, а ресторан перед глазами кружится, как карусель. Сердце колотится о ребра.

Каждая кость горит, как от перелома, когда я вытягиваю руку.

Разжимаю скрюченные пальцы и указываю на темную фигуру сводного брата в проеме ресторана.

— Это он. Я беременна от него.

(1) Москва - поездка Юли в Москву происходит в последней главе романа "Табу", первая книга цикла. Можно читать отдельно.

(2) Ксения Михайловна - главная героиня романа "Табу", которая отговорила Юлю от непоправимого поступка.

(3) 32 фуэте символ балетной виртуозности, первой кто проделала 32 оборота на месте была итальянская балерина. Впоследствии "трюк" повторила Матильда Кшесинская

(4) Либретто - текст музыкально сценического произведения, например оперы, балета, оперетты и т. п.

Мы опаздываем.

— Не вертись, Юля, — отзывается отец, как будто мне снова шесть и я не могу усидеть от скуки.

— Пап, давай я на метро? Бегом и то быстрее будет! Посмотри на пробку!

Не отрывая глаз от телефона, отец отзывается:

— Никуда ты не опоздаешь. Будешь на месте вовремя.

Наконец он откладывает телефон в сторону.

— И забудь про метро, ясно? Никакого метро, пока не поймают тех, кто мне угрожает.

В ярко-зеленых глазах горит забота, когда он проводит ладонью по моим собранным в высокий пучок волосам. Я замираю, а он по-доброму хмыкает и притягивает меня к себе.

— Не растреплю я твою прическу, не бойся. Просто поймал себя на мысли, что давно не плел косы. Теперь ты собираешь их сама. А помнишь, как твоя Ева Бертольдовна учила меня, как закалывать челку невидимками? А ведь я так и не научился.

Закрыв глаза, щекой касаюсь борта его пиджака и вдыхаю такой родной запах. Рядом с ним даже страх опоздать становится вдруг таким же надуманным, как и все мои страхи в детстве.

Вздрагиваю от жужжания телефона, но отец не притрагивается к мобильнику. Эти несколько минут только наши, и я благодарна ему за это. Он не выпускает меня из объятий и говорит тихо:

— Напомни, пожалуйста, про твою роль.

— Я ведь вчера рассказывала, — отзываюсь чуть обижено.