Смерть в адвокатской мантии - Дэвид Дикинсон

Уже в полдень приготовления к пиршеству шли полным ходом. По милости Господней, старшим дворецким Куинз-Инн уже много лет служил человек, которого все звали просто Джозеф. Мало кто, если вообще были таковые, знал его фамилию, и даже сам он, как осмеливалась утверждать дерзкая молодежь, ее давно забыл. Это был прирожденный организатор. За долгие годы службы он добился полного взаимопонимания с лучшими из лондонских мясников, бакалейщиков и виноторговцев, благодаря чему закупал у них лучший товар по весьма умеренным ценам. Завистники из других юридических сообществ утверждали, что эта система снабжения держится только на его личных связях, а значит, когда-нибудь неминуемо рухнет, закончившись скандалом и тюремным сроком для самого Джозефа. А особо злобствующие даже сулили ему морское путешествие по обожаемому судьей Уайтлоком маршруту Лондон — Ботани-Бей.

«Откуда только их понабрали!» — вздыхал Джозеф, проводя в парадном зале смотр официантов. Постоянного штата Куинз-Инн для предстоящего торжества не хватало, а вербовкой дополнительных сил ведал главный привратник, с которым у Джозефа неожиданно испортились отношения. Дворецкий долго не мог понять, на что же тот обижен, как вдруг его осенило. Третьего дня была вечеринка у бенчеров, изысканное застолье с лучшими винами из погребов Куинза. Согласно доброй традиции бутылочку-другую с их стола следовало переправить в буфет главного привратника, о чем он, Джозеф, искренне забыл. И вот она, месть. Четыре юнца, которым можно дать лет по шестнадцать, а в этом возрасте и две минуты трудно выстоять неподвижно. И четыре старика, которым, похоже, за шестьдесят. Эти, должно быть, обслуживали гостей еще до Берлинского конгресса[6]и весь вечер будут бегать в туалет. Один из них, к ужасу Джозефа, дремал стоя. И это в полдень! Что ж с ним станется к одиннадцати вечера? Захрапит в буфетной? Потеряет сознание? Или вообще уснет навеки, причем прямо в кладовой?

Мудрый генерал понимает, сколь многое зависит от его отношений с личным составом. Джозеф едва сдерживался, чтобы не накричать на стоящее перед ним нелепое сборище, но он знал — криком делу не поможешь. Добиться того, чтобы эти несчастные продержались в форме предстоящие десять часов, можно было только личным обаянием и любезным обращением.

— Доброе утро, джентльмены! — Он одарил их ослепительной улыбкой. — Случалось ли вам прежде обслуживать подобные банкеты?

Нестройное «Да, сэр!» прозвучало в ответ.

— Вот вы, — обратился Джозеф к самому пожилому из нанятых официантов, — с какой стороны вы подадите овощной гарнир к основному блюду?

Старик с укоризной поднял на него сонный взгляд.

— С левой, сэр.

— Превосходно! — одобрил Джозеф. — А вы, молодой человек, — повернулся он к кудрявому юноше с огромными печальными глазами, — какое вино вы предложите к рыбе — шабли или «Шатонеф-дю-Пап»?

— Шабли, сэр, — на мгновение оживился тот и тут же снова погрустнел.

— Совершенно верно! — благосклонно кивнул Джозеф. — Надеюсь, сегодня мы выступим достойно. Если вдруг при обслуживании гостей у вас возникнет хоть малейшее затруднение, немедленно обращайтесь ко мне. А теперь позвольте изложить план наших дальнейших действий. Вы видите перед собой футляры со столовыми приборами, два куска ткани и бутылку специальной жидкости. Ваша задача — отполировать ложки, вилки и ножи до зеркального блеска. Затем вы столь же тщательно протрете бокалы и фужеры для вин и портвейна. Потом под моим наблюдением накроете стол. После ужина, перед тем как я дам вам последние инструкции, мы сможем немного отдохнуть. Джентльмены, в память о Теофилусе Уайтлоке мы должны быть на высоте. Он не упомянул официантов в своем завещании, но если бы не мы, его воля была бы неосуществима!

Девять избранных выстроились вокруг купели. Холодная вода недвижно стояла в глубокой чаше. У мальчика было два крестных отца — Джонни Фицджеральд, старинный друг и соратник Пауэрскорта, и его шурин Уильям Берк, финансист, который недавно поразил всю семью, разобрав крышу своей огромной виллы в Антибе и достроив еще два этажа. Пауэрскорт тогда даже поинтересовался у шурина, не намеревается ли тот приютить там всех своих родственников. Крестной матерью девочки должна была стать старшая сестра Пауэрскорта — она уже не раз брала на себя эту почетную обязанность при крещении младенцев клана леди Люси. Священник читал проповедь, держа молитвенник в вытянутой руке, — видимо, страдал дальнозоркостью.

— Оставь сомнение, верь всем сердцем, что Христос во спасение душ человеческих примет и этих чад в объятия милосердные, благословит их вечной жизнью в царствии духа Своего…

Пауэрскорт смотрел на маленький сверток в своих руках. Крохотный мальчуган с белокурым завитком на лбу крепко спал. Его старшие брат и сестра очень хотели принять участие в главной части церемонии и страшно расстроились, получив отказ. Все их попытки отстоять свои права были тщетны, хотя Оливия возмущенно заявила, что, во-первых, намного чаще папы держала на руках младших брата и сестру, а во-вторых, ей, с высоты ее роста, гораздо легче поймать малюток у земли, если отец или священник уронят их. А Томас мрачно пророчил, что отстранение его и сестры от крещения близнецов грозит всему семейству большими бедами. Только очень щедрым подкупом леди Люси удалось смягчить сердца детей.

Священник перешел к ритуалу допроса крестных родителей:

— Свидетельствуя за этих чад новорожденных, отрекаетесь ли вы от дьявола и дел его, от суетной славы и тщетной роскоши мирской, от алчности и вожделений плоти, от потворства любым соблазнам сатанинским?

Крестные хором пробормотали: «Отрекаюсь от всего этого». Пауэрскорту показалось, что голоса Джонни Фицджеральда и Уильяма Берка прозвучали не слишком решительно. Хотя, подумал он, самого Берка трудно упрекнуть в жадности, он богатеет на алчности других.

Леди Люси тихонько толкнула мужа, глазами указав на соседнюю, дотоле пустовавшую, скамью. Сейчас тут, блаженно улыбаясь, стояли на коленях Оливия и Томас — сумели все-таки пробраться к месту главного действия. Усмехнувшись, Пауэрскорт снова опустил глаза на младенца.

Вступительная часть завершилась. Священник, наклонившись, принял сверток из рук отца, и того вдруг обдало волной безумной тревоги. Старик явно подслеповат. А вдруг сбудутся худшие опасения Оливии, и он уронит малыша прямо на каменные плиты? Обведя взглядом крестных родителей, священник произнес: «Нарекается чадо сие именем…»

— Кристофер Джон Уингфилд Пауэрскорт, — ответствовал хор.

Медленно и осторожно священник окунул темечко младенца в купель. Тот протестующе завопил. Вот это голосище, подумал Пауэрскорт, похоже, он способен перекрыть даже перепалку извозчиков.

— Кристофер Джон Уингфилд Пауэрскорт, крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Рыдающего младенца бережно передали на руки земному отцу. Наступила очередь его сестры. Элизабет Джульетта Маклеод присоединилась к семейству Пауэрскортов абсолютно безмолвно, и Оливия тут же шепнула Томасу, что это доказывает, насколько девочки храбрее мальчиков.