Шоу безликих - Хейли Баркер

В машине, по дороге из школы домой, я спрашиваю о цирке своего брата-близнеца Фрэнсиса.

— Ты злишься из-за того, что мы не можем пойти и посмотреть, как в город въезжает цирк?

Он смотрит на меня, как на сумасшедшего.

— Зачем мне на это смотреть? Зачем кому-то наблюдать за тем, как в город въезжает кучка Отбросов?

Я не знаю, что сказать в ответ. Лишь пожимаю плечами и смотрю в окно.

Дома я даже не захожу на кухню, чтобы попросить нашу служанку Прию дать мне еды. Сразу поднимаюсь наверх, прямо в нашу домашнюю библиотеку. Отсюда открывается вид на много миль вокруг. Хорошо выделяется и главная дорога, та, что ведет в город. Вот где будет проезжать цирк.

Я заметил, что другие дети, несколько десятков человек, сидят на заборе, которым огорожены поля. Из моего окна видно гораздо лучше, но я бы предпочел быть там, с ними, поеживаясь от холода, сидеть на заборе и болтать ногами, и чтобы каждый раз со смехом из наших ртов вылетали облачка теплого пара.

Там все выглядит намного веселее. Похоже на настоящую свободу.

Очень долго ничего не происходит, но затем на вершине холма появляются четыре огромных грузовика. Из каждого выпрыгивают по шесть Отбросов и по охраннику. Люди начинают собирать высокие секции железных заборов, огораживая ими четыре поля. Они работают быстро и умело, и вскоре поля исчезают из вида.

Это делает происходящее еще более загадочным и непонятным. Если вы хотите заглянуть внутрь, то платите деньги, как и все остальные. Нет никаких бесплатных просмотров, если только вы не сидите здесь, рядом со мной. Впрочем, найдется не так много людей, чей статус позволяет им жить так же высоко над землей, как нашей семье.

Как только мужчины заканчивают работу, они запрыгивают обратно в грузовики и уезжают, оставляя детей таращиться на целые мили железных заборов.

Похоже, цирк будет воистину огромным, если займет все огороженное пространство.

Вскоре все успокаивается. Кому-то из детей надоедает слоняться, и они уходят домой пить чай. На их место приходят другие зеваки, а потом кто-то снова возвращается, но никаких признаков самого цирка все еще нет.

Я не спускаюсь на обед, и поэтому Прия приносит мне еду наверх на маленьком подносе. Однако я едва прикасаюсь к тарелке. Слишком уж занят, вытягивая шею и выглядывая наружу из окна.

Наконец, я замечаю, как сверкающая процессия карабкается на вершину холма.

Сначала никто, кроме меня, не видит ее, но потом, когда кавалькада машин вползает на гребень холма, детвора внизу внезапно вскакивает на балки забора, отталкивая друг друга в попытке лучше все увидеть.

Впереди мелкой рысцой трусит шестерка белых лошадей, украшенная китайскими фонариками. На спинах скакунов стоят девочки и мальчики в цирковых костюмах, усыпанных блестками. Они снова и снова подпрыгивают, кувыркаются в воздухе и самым невероятным образом приземляются на обе ноги на крупы лошадей.

За ними появляется пегая лошадь-паломино с белой гривой, она намного крупнее других. В каждом движении ног и шеи чувствуются сила и энергия, рвущиеся наружу.

На ее спине стоит человек в забавном облегающем костюме. На плече у него сидит обезьянка, в руках — большая коробка с конфетами, которые он пригоршнями бросает детям. Те радостно скачут, отчаянно кричат и тянут к нему руки.

За ним едут десятки симпатичных фургончиков пастельных тонов, огромные автоприцепы с реквизитом, а дальше — грузовики еще больших размеров, которые, как я полагаю, служат домом для Отбросов и остальных цирковых животных.

Замыкает эту кавалькаду огромный открытый автоприцеп, подсвеченный сотнями разноцветных огней. На нем полно людей — цирковых артистов, — которые энергично машут детворе. Клоуны жонглируют шарами, акробаты выделывают замысловатые трюки, есть даже два пожирателя огня.

Высоко над их головами я вижу девушку-гимнастку. Ее освещает яркий прожектор пучками белого света. Луч постоянно следует за ней, когда в головокружительном прыжке она взлетает в чернильное небо.

Канат, по которому она ходит, натянут между двумя высокими шестами, над десятками цирковых фургонов. Циркачка вращается и выполняет трюки над всей процессией. Она стремительна и подвижна, как вода.

Вокруг нее танцуют лазерные лучи, а в небо, обрамляя ее золотыми звездами, взлетают фейерверки.

Образ девушки отражается в небе на десятках голограмм. Куда ни посмотри, повсюду темноту прорезают слепящие картинки ее прыжков, сальто и приземлений.

Уверен, ее видно на расстоянии нескольких миль отсюда.

Одна из таких картинок появляется прямо перед моим окном, в нескольких дюймах ниже моей головы. Циркачка внезапно поднимает голову, и я смотрю ей в глаза. В них заметен блеск стали. Она красивая, но есть в ней нечто такое, что заставляет вздрогнуть. Я знаю, что на самом деле она смотрит не на меня, но мне кажется, что она так близко, словно я могу прикоснуться к ней. Я, насколько это возможно, открываю окно и вытягиваю руку к исходящему от нее свету, но мои пальцы ощущают лишь пустоту.

Когда я вижу ее, танцующую в небе, я даю себе обещание. Что бы ни случилось, что бы ни говорили родители, я непременно пойду в цирк.

Ребятишки вдоль заборов восторженно кричат и приветствуют нас, когда мы проезжаем мимо. Большинство из них прыгают от радости и пытаются поймать сладости, которые Сильвио швыряет в толпу.

Совершая прыжки и пируэты, я улыбаюсь и при каждом приземлении на канат посылаю во все стороны воздушные поцелуи.

Я их ненавижу.

Я их всех ненавижу.

Я думаю о том, что неплохо бы плюнуть кому-нибудь в лицо.

Вот мы и здесь, в Лондоне. Прошло уже десять лет с тех пор, как здесь появился цирк, — как раз незадолго до того, как меня выбрали. Сейчас вряд ли больше пяти часов вечера, но уже темно, и здания вокруг меня мерцают миллионами огней.

В центре обширных, хаотично застроенных кварталов над лабиринтом небоскребов и офисных зданий возвышается знаменитый Правительственный Центр. Он буквально купается в лучах желтого света и настолько огромен, что при каждом прыжке я могу даже отсюда разглядеть все детали. Все именно так, как описывала мне Амина. В небо вздымается огромная колонна из множества блестящих черных скульптур. Они переплелись телами, разместившись друг у друга на головах, сдавливая один другого: гигантская пирамида извивающихся Отбросов.

На вершине колонны, на постаменте из сотни сцепленных, скорчившихся внизу тел вознеслась над всем миром огромная сверкающая золотая статуя. Это человек — масса бугристых мускулов, его лицо ласково улыбается раскинувшемуся под ним городу.

Я вздрагиваю и теряю концентрацию. Ноги тотчас слабеют, колени начинают дрожать.

Эта статуя символизирует контроль над окружающим миром, господство и упоение собственной властью. Это знак угнетения: горстка избранных попирает многих. Это символ зла. Я не могу оторвать глаз от этой колонны, продолжаю смотреть на нее даже в тот момент, когда трейлеры проезжают сквозь большие металлические ворота цирка.