Лед - Анна Каван

Видимость улучшилась: ночь не стала светлее, но снегопад прекратился. На вершине крутого холма виднелись развалины форта. От него почти ничего не осталось, кроме башни, пустые окна которой зияли разверстыми черными ртами. Место это было мне смутно знакомо, развалины чего-то, что я с трудом припоминал. Я вроде бы узнал его, как будто уже видел раньше, но уверенности не было, поскольку я был здесь летом, когда все выглядело иначе.

Я приехал по приглашению ее мужа, хотя и сомневался в его искренности. Он был художник — но не серьезный, так — дилетант; из тех, у кого всегда полно денег, хотя они ничего вроде бы и не делают. Возможно, у него было состояние: но я подозревал, что он не тот, за кого себя выдает. Теплота приема поразила меня, он был дружелюбнее некуда. И все же я был настороже.

Девушка почти не разговаривала, стояла возле него, украдкой поглядывая на меня большими глазами сквозь длинные ресницы. Ее присутствие сильно на меня подействовало, хотя я с трудом понимал, как именно. Мне было сложно разговаривать с обоими сразу. Дом стоял посреди букового леса, и вокруг было так много высоких деревьев, что казалось, будто мы находимся на уровне крон: в окна ломились волны густой зеленой листвы. Я подумал о практически исчезнувшей популяции больших поющих лемуров, называемых индри, обитавших на деревьях далекого тропического острова. Мягкий, нежный нрав и странные мелодичные голоса этих почти легендарных существ произвели на меня глубокое впечатление, и я, забыв обо всем, стал с увлечением о них рассказывать. Ему, судя по всему, было интересно. Она, ничего не сказав, оставила нас, чтобы позаботиться о ланче. Стоило ей выйти, как мы разговорились.

Была середина лета, стояла жара, листва за окнами прохладно шелестела. Мужчина был все так же доброжелателен. По-видимому, я был несправедлив к нему, и теперь стеснялся своей подозрительности. Он сказал, что рад моему приезду, и завел разговор о девушке. «Она такая застенчивая и нервная, ей полезно видеться с людьми из внешнего мира. Здесь она слишком часто бывает одна». Я гадал, что ему известно обо мне, что она ему рассказала. Придерживаться оборонительной тактики было глупо, но его любезность настораживала.

Я пробыл у них несколько дней. Она держалась от меня подальше. Мы ни разу не оставались наедине. Она носила короткие, легкие, очень простые платья, обнажавшие плечи и руки, и детские сандалии на босу ногу. Волосы ослепительно блестели на солнце. Я понимал, мне уже не забыть ее. Она сильно изменилась, стала значительно уверенней в себе. Чаще улыбалась, и однажды я слышал, как она пела в саду. Когда муж звал ее, она прибегала немедленно. Я впервые видел ее счастливой. Только вот в ее разговоре со мной по-прежнему чувствовалась какая-то напряженность. Ближе к концу моего визита он спросил, удалось ли нам поговорить наедине. Я ответил, что нет. Он сказал: «Непременно поговорите перед отъездом. Прошлое беспокоит ее; она боится, что сделала вас несчастным». Выходит, он знал. Видимо, она рассказала ему обо всем, что между нами было. Впрочем, рассказывать особо было не о чем. Но все равно я не желал обсуждать это с ним, и потому ответил уклончиво. Он тактично сменил тему, но позднее снова к ней вернулся. «Я надеялся, что вы успокоите ее. Я дам вам возможность поговорить наедине». Я не понимал, как он собирается это сделать, ведь вечером следующего дня я должен уехать.

Утро выдалось жарче прежних. Парило, в воздухе чувствовалась гроза. Уже во время завтрака жара стояла нестерпимая. К моему удивлению, они предложили прогуляться. Не мог же я уехать, не повидав одну из местных достопримечательностей — про холм, с которого открывается потрясающий вид, я слышал. Когда я сослался на предстоящий отъезд, мне сказали, что добираться туда совсем не долго, и по возвращении у меня будет еще предостаточно времени. Я понял, что настроены они решительно, и согласился.

Мы взяли корзину с продуктами, чтобы устроить пикник возле руин старинного форта, построенного в те далекие времена, когда люди боялись вторжения. Дорога кончалась в лесу. Мы вышли из машины и пошли пешком. Жара все нарастала, я не стремился поспевать за ними, отстал, а когда увидел, что лес кончается, присел в тени. Он вернулся за мной. «Пойдемте! Вот увидите, место того стоит». Заразившись его энтузиазмом, я поспешил за ним по крутому солнечному склону на вершину, где должным образом насладился видом. Но этого ему показалось мало, и он потребовал, чтобы я осмотрел окрестности с вершины развалин. Вел он себя странно, был возбужден до крайности. В пыльной темноте я последовал за ним по лестнице, вырубленной в стене башни, его массивная фигура перекрывала мне свет, я ничего не видел и рисковал сломать шею, оступившись. Наверху перил не было, мы стояли среди груды камней, между нами и краем не было преград; размахивая руками, он указывал на расстилавшийся внизу пейзаж. «Эта башня веками служила ориентиром. Отсюда видна вся гряда холмов. Вон там море. Это — шпиль собора. Голубая линия за ним — устье реки».

Меня больше занимало то, что было ближе: груды камней, витки проводов, бетонные блоки и прочие материалы, которыми можно было бы воспользоваться, случись катастрофа. В надежде обнаружить что-нибудь подходящее, я пододвинулся ближе к краю и глянул вниз в разверзшуюся у моих ног бездну.

— Осторожней! — предостерег он, засмеявшись. — Здесь легко поскользнуться и потерять равновесие. Это место всегда представлялось мне идеальным для убийства. — Его смех прозвучал так странно, что я обернулся. Он подошел ко мне со словами: — Представьте, что я слегка подтолкну вас… вот так… — Я успел вовремя сделать шаг в сторону, но, оступившись, споткнулся и удержался только благодаря небольшому выступу в стене. Его смеющееся лицо повисло надо мной на фоне жаркого неба. — Падение было бы чистой случайностью, не так ли? Никаких свидетелей. Поведать о случившемся смог бы только я. Посмотрите, как непрочно вы держитесь на ногах. Похоже, высота вас пугает. — Когда мы снова оказались внизу, я весь взмок и покрылся в пылью.

Девушка разложила еду на траве в тени орехового дерева. Речь ее, как обычно, была крайне скупа. Я не жалел о том, что мой визит подходит к концу; в воздухе чувствовалось слишком высокое напряжение, ее близость слишком беспокоила меня. Пока мы ели, я все посматривал на нее, на серебряное пламя волос, на бледную, почти прозрачную кожу, на хрупкие выдающиеся косточки запястий. У мужа возбуждение сменилось угрюмостью. Он взял этюдник и удалился. Я не мог понять смены его настроений. Вдалеке появились тяжелые тучи; в воздухе почувствовалась влажность, приближалась гроза. Моя куртка лежала рядом в траве; я сделал из нее что-то вроде подушки, прислонил к стволу и устроился поудобнее. Девушка растянулась на лужайке возле меня, руками защищая лицо от солнца.

Она лежала не двигаясь, не говоря ни слова, и под ее поднятыми руками виднелись легкие тени едва шероховатых бритых подмышек, в которых, словно иней, поблескивали капельки пота. Сквозь тонкое платье видны были контуры ее детского тела: я заметил, что под платьем у нее ничего не было.

Она лежала скрючившись, чуть ниже по склону холма, и плоть ее была почти такой же белой, как снег. Огромные ледяные глыбы обступили ее со всех сторон, мерцая флуоресцентным светом, холодным, плоским, не отбрасывающим тени, ледяным. Ни солнца, ни теней, ни жизни, мертвящий холод. Мы были посреди сужающегося круга. Я должен был попытаться ее спасти. Я закричал: «Иди сюда — быстрее!» Она повернула голову, но с места не двинулась, в плоском свете, как потускневшее серебро, блеснули волосы. Я подошел к ней со словами: «Не надо так бояться. Я спасу тебя, обещаю. Нам надо подняться на башню». Она, казалось, не поняла, а может, просто не расслышала, что я говорю, в грохоте и треске надвигающегося льда. Я схватил ее и потащил вверх по склону: это было легко, она почти ничего не весила. Остановился возле развалин, придерживая ее рукой, огляделся и сразу понял, что забираться выше не имеет смысла. Башня вот-вот рухнет, обвалится и мгновенно рассыплется под тяжестью миллионов тонн льда. Лед был так близко, что холодный воздух обжигал легкие. Ее била крупная дрожь, плечи были ледяными. Я прижал ее к себе и покрепче обнял обеими руками.