Серебряная богиня - Джудит Крэнц

— Ваша форма просто превосходна. Как раз то, что надо. До свидания, мистер Джонс. В понедельник утром я приду прямо к вам.

Дэзи помахала ему ободряюще и направилась к увенчанной шпилем башне, расположенной посередине крыши. Ожидая лифта, чтобы спуститься на 86-й этаж, белокурая девушка в бейсбольной куртке, урожденная княжна Маргарита Александровна Валенская, раздумывала о том, какое счастье, что в этом мире существует один безотказно действующий аргумент, на который всегда можно рассчитывать: каждый мечтает участвовать в шоу-бизнесе.

* * *

Мистер Джонс был последним в длинной череде мужчин, в разное время очарованных Дэзи Валенской. Одним из первых стал знаменитый фотограф Филипп Холсмен, человек, снявший больше фотографий для обложки «Лайф», нежели кто-либо еще за всю историю существования этого журнала. В конце лета 1952 года ему была заказана первая официальная фотография Дэзи, ибо всем было интересно знать — так, по крайней мере, казалось редакторам журнала, — как выглядит дитя князя Стаха Валенского и Франчески Вернон. Общество было заинтриговано неожиданной женитьбой знаменитого героя великой войны и непревзойденного игрока в поло на несравненной романтической звезде американского кино, а полное уединение и замкнутая жизнь князя и княгини Валенских после рождения в апреле их первого ребенка рождали множество слухов и сплетен.

В тот же год, в августе, отправившись в Швейцарию, Холсмен нашел Франческу Вернон-Валенскую сидящей с Дэзи на руках среди густой высокой травы высокогорного луга. Она показалась ему несколько задумчивой и встретила гостя слегка отчужденно, хотя ему довелось дважды фотографировать ее прежде, причем последний раз — когда она получила «Оскара» за роль Джульетты. Но теперь она держала на руках смеющегося ребенка, который заинтересовал фотографа куда с диким, свирепым возгласом взвился в воздух. Ребенок взвизгнул от восторга, а Франческа, всегда отличавшаяся на съемках неустрашимостью, испуганно вздрогнула. Что же сделало с ней замужество, подумал Холсмен.

Обычно «Куин Мэри», совершая рейс через океан из Нью-Йорка в Саутгемптон, не заходил в другие порты. Но на этот раз, в июне 1951 года, прибыв в Шербур, лайнер застопорил машины и замер у самого входа во внутреннюю гавань, а портовая баржа пришвартовалась к его борту рядом с грузовым люком. Матросы скатили по сходням огромные тележки с багажом и свалили поклажу на палубе в две кучи: одну огромную, а другую — чуть поменьше. К тому времени, как все сундуки и чемоданы были сгружены на баржу, сотни пассажиров столпились на палубах у поручней, озабоченные причиной неожиданной остановки. После недолгого ожидания они увидели трех человек, спускавшихся по сходням: стройного мужчину под руку с элегантной дамой в сопровождении четырех маленьких возбужденных собачек и, наконец, еще одну женщину, немедленно узнанную студентами, путешествовавшими третьим классом, которые встретили ее громкими восторженными возгласами и аплодисментами. В то время как Франческа Вернон, усевшись на один из своих чемоданов, превесело махала рукой поклонникам, герцог и герцогиня Виндзорские, с достоинством застыв у груды дорожных сундуков с летним гардеробом, не сочли нужным хоть как-то отреагировать на ликование толпы и даже не удостоили кивком головы актрису, чье лицо было известно не меньше их собственных. Находясь в Англии, они никогда не соприкасались с простой публикой и всюду путешествовали на своем «Кунарде». Поэтому излишнее внимание к ежегодному прибытию на континент несколько раздражило этих аристократов. На борту «Куин Мэри» они неизменно питались в каюте, покидая ее лишь для того, чтобы подышать воздухом в компании людей своего круга. Они привычно не обращали ровным счетом никакого внимания на публику, но что касается Франчески, то интерес к ней со стороны публики только увеличил ее радостное возбуждение, которое нарастало по мере приближения баржи к морскому вокзалу, где Франческу уже поджидали ее агент Мэтти Файерстоун и его жена Марго.

Файерстоуны приехали в Европу за несколько недель до прибытия Франчески. Они взяли напрокат громадный, еще довоенный, туристический автомобиль «Делахай» и наняли говорившего по-английски шофера. Франческа, переполненная ожиданиями, молча сидела в автомобиле, мчавшем по обсаженному тополями шоссе в Париж. Нетерпение оживляло ее красивое лицо. Однако красота ее была несколько несовременна и напоминала итальянские лица XV века. Удивительный сплав спокойствия и зрелой чувственности проступал в ее облике. Черты лица Франчески были соразмерные, нос безупречной формы, глаза — классического разреза, продолговатые, широко расставленные, черные, а рот, даже когда она молчала, оставался невероятно выразителен благодаря изящному очертанию.

Марго, наблюдая за Франческой, испытывала к ней почти материнское чувство. Она никогда не казалась столь трогательной ни в одной из своих ролей, как сейчас, всецело охваченная волнением первых часов пребывания в Европе, подумала Марго. Мало кто, кроме нее, бывшей в течение последних шести лет подругой, наперсницей и защитницей Франчески, догадывался, насколько эта кинозвезда в свои двадцать четыре года погружена в мир грез, детских сказок и романтической литературы юношества.

— Мы побудем недельку в Париже, милочка, — обратилась Марго к своей подопечной, — а затем нам предстоит грандиозное путешествие. Мы пересечем Францию вниз до Ривьеры и вдоль побережья проедем до Италии, посетим Флоренцию. Рим и Венецию, а потом через Швейцарию вернемся в Париж. На все это у нас уйдет примерно два месяца. Ну как, впечатляет?

Франческа была слишком взволнована, чтобы отвечать.

* * *

Во второй половине августа Файерстоуны и Франческа возвратились в Париж, где Марго намеревалась до отплытия парохода в конце месяца совершить серьезный поход по магазинам. Трое путешественников поселились в отеле «Георг V», тогда, равно как и теперь, служившем пристанищем для богатых туристов, которые мало смущаются соседством множества других богачей, зато по-настоящему озабочены тем, чтобы постели были удобными, обслуживание в номерах безупречным, а водопровод работал безотказно.

В первый же вечер по возвращении Мэтти встретил в баре отеля Дэвида Фокса, вице-президента киностудии, с которым они имели обыкновение совместно завтракать в Голливуде по крайней мере раз в месяц.

— Мы все просто обязаны поехать на следующей неделе в Довиль и посмотреть матч по поло, — настаивал Дэвид. — Это будет первая серьезная игра после войны.

— Поло? — пренебрежительно переспросил Мэтти. — Орава высокомерных придурков на маленьких нервных пони? Кому это надо?

— Но сейчас приближается период финальных игр. Там все будут, — упорствовал Дэвид.

— А как одеваются в Довиле? — полюбопытствовала вмешавшаяся в разговор Марго.

— Точно так же, как оделись бы вы, путешествуя на самой большой яхте, — со знанием дела отозвался Дэвид. — Ну и конечно же, все меняют туалеты трижды в день.

Марго с трудом удержалась, чтобы не облизнуться: «морские» наряды всегда особенно шли ей.

— Мэтти, дорогой, мне просто необходимо съездить в Довиль, — объявила она с таким выражением лица, которое лучше всяких слов убеждало Мэтти, что дальнейшая дискуссия на эту тему бессмысленна.