Спасти Феникса - Маргарет Оуэн

Однако пока Соколы держались у стены. Как только жертва умирала, Чума Грешника распространялась стремительно. Один труп мог до конца года загубить целый город. Вот почему здесь, в карантинном дворе, где два мертвых мальчишки гарантированно обратят в прах весь дворец меньше чем за пол-луны… здесь Ворон никто не тронет.

И снова лязг возвестил о том, что клинок вернулся в ножны. Фу не решилась оглянуться. Вместо этого она прислушалась к рокоту грубого голоса Па:

– Забирайте их.

– Я займусь мертвыми малышами, – сказал Подлец, глядя перед собой.

– Один ты не сможешь. – Па покачал головой и сделал знак Фу. – Они побольше вас будут.

Фу моргнула. Управляющий, впуская Ворон, назвал грешников «мальчиками». Она ожидала увидеть детей, а не великовозрастных отпрысков.

Не успела она дойти до двери, как Па удержал ее за плечо. Она наклонила к нему голову:

– Да, Па?

Маска скрывала его лицо, однако она уловила по дыханию, что он запнулся, заметила, как кончик клюва чуть сдвинулся, указав на Соколов.

– Просто… вынесите их, – сказал Па.

Фу напряглась. Что-то было не так, она могла поклясться на могиле мертвого бога. Но Па был главным и вытаскивал их всех из переделок похлеще.

Ну, или почти всех.

Она кивнула:

– Да, Па.

Как только дверь захлопнулась, Фу влепила Подлецу затрещину.

– Двенадцать печей! О чем ты только думаешь, дурачина? – прошипела она. – Соколы чуть не выпотрошили Па за то, что он вышел через дверь, а ты собрался испытывать их терпение?

– Собрался довести тебя до белого каления. – На сей раз она услышала, как Подлец ухмыляется в густой тьме барака. – Эти мрази не станут потрошить вождя. А если попробуют, то сгниют вместе с нами.

– Ты единственный, кому не терпится это проверить, – прервала она его и замерла.

Глаза уже свыклись с мраком, озаряемым лишь огоньком от факела, что просачивался через парусиновые ставни. Лордики лежали на забрызганных красным нарах, плотно завернутые в льняные саваны, и у обоих на уровне горла проступало пятно крови.

Упаковка трупов считалась их работой, а не Па.

– Может, вождь решил, что мы сами не справимся. – Похоже, Подлец больше не ухмылялся.

Чушь полная. Они вдвоем вот уже пять лет как отвечали за все, что связано с саванами, отвечали с того самого дня, когда Подлец присоединился к их стае в качестве ученика вождя.

– Если у Па на то были причины, он нам расскажет, – соврала она. – Чем скорее эти мрази окажутся в телеге, тем быстрее мы избавимся от чертовых пачулей.

Подлец приглушенно хохотнул, поднимая один из трупов за плечи. Фу подхватила ноги, пятясь, вышла из барака и сразу почувствовала, как взгляды всех присутствующих во дворе сосредоточились на ней и метнулись на окровавленный саван.

Когда Фу перебрасывала тело на телегу, по рядам придворных Павлинов пробежал шумок. Подлец его лишний раз подтолкнул. Тело завалилось на груду дров с бесцеремонным стуком, сшибив вязанку хвороста. По галереям пролетел дружный вздох.

Фу захотелось пнуть Подлеца.

Па прокашлялся и многозначительно буркнул:

– Смилуйтесь, милосердные Вороны.

– Так и сделаем, – ответил Подлец, когда они направились обратно в барак. Схватив оставшееся тело за ноги, добавил: – Спорим, что, если мы этого уроним, с кем-нибудь удар случится?

Фу покачала головой:

– Па сбагрит кожемагам твою шкуру, не мою.

Погрузка второго тела была встречена очередным потоком вздохов. Однако стоило Воронам покатить телегу по направлению к воротам, придворные Павлины чудесным образом превозмогли свое горе настолько, что принялись толкаться у решеток, чтобы лучше все увидеть.

Восторженный ужас зрителей заскрежетал, как сломанная ось. Должно быть, мертвые мальцы были любимцами касты королевских Фениксов, раз такое количество Павлинов теперь билось за то, чтобы перегоревать один другого.

По телу Фу пробежали мурашки. Она решила, что из всех трупов, которые она вывозила на сожжение, эти два для нее самые ненавистные.

Чтобы добраться до карантинного двора, они крались тесными незатейливыми коридорами. Теперь же Сокол с каменным лицом подгоняла их прямиком через внутренние покои дворца. Если с трупами мешкать, больше вероятность того, что чума подкараулит новую жертву.

Озлобленность Фу росла по мере того, как они миновали чудо за чудом. Телега прогрохотала по чарующим спиралям керамической мозаики, мимо садов янтарника, окутывающего ароматом влажную ночь поздней осени, и углубилась в сводчатые коридоры из алебастра и бронзы. Каждая колонна, каждая ниша, каждая плитка воздавала должное королевским Фениксам: солнце, золотое перо, завиток пламени.

Сокол распахнула огромные двойные двери из черного дерева и указала копьем внутрь.

– Отсюда вы дорогу и сами найдете.

Па знаком велел им идти дальше, и телега, поскрипывая, выкатилась в то, что было не чем иным, как легендарным Залом Зари. Они стояли в начале зала, рядом с помостом. Выход ждал где-то там, вдали, после величественного прохода, обрамленного новыми галереями. Сводчатый потолок поддерживали огромные чугунные колонны-фонари в виде покойных монархов из касты Фениксов. Внутри каждой колонны горел огонь, настолько горячий, что Фу почувствовала на руках его жар от самой двери.

Большая часть Зала была покрыта темно-пурпурной, багряной и темно-синей глазурью, тогда как легкая кружевная позолота украшала поручни всех галерей, а у помоста, на дальней стене над бассейном золотистого огня, высился грандиозный золотой диск, отполированный до зеркального блеска. Усеянные драгоценными камнями золотые лучи взлетали веером к самому потолку. Каждая грань отливала золотым пламенем так, что от взгляда на помост начинали болеть глаза. Все это месиво изображало некое солнце, встающее из-за тронов Фениксов.

Пустых тронов Фениксов.

Фу глубоко вздохнула. Ни короля, ни королевы, ни старшего принца, ни нового не было здесь, чтобы оплакать мертвых лордиков, в то время как мелкое дворянство завывало так, будто от этого зависело их благополучие. Что-то тут не складывалось. Но что бы то ни было, что бы там ни пошло наперекосяк, Па обязательно выпутает их, как выпутывал раньше.

Они выкатились в проход и пошли строем.

Ей очень не понравилось, как гладкие мраморные плитки подхныкивают под шипованными подметками ее сандалий, с каждым шагом их притупляя. Она возненавидела аромат масел, пропитывающих спертый воздух. А больше всего прочего она возненавидела галереи павлиньего дворянства, изящно дрожавшего в шелках, будто Вороны были не более чем шествием крыс.

Однако позади соколиных стражей стоял безмолвный легион дворцовых слуг из касты Воробьев в бурых туниках, почти превосходивший количеством придворных наверху. Горестное выражение лиц свидетельствовало о том, что их скорбь – не притворство.